она решила посмотреть на зверя вблизи. Обязательно. Иначе никак. Хотелось встать перед ним, полюбоваться, как полосы сочетаются с оранжевым мехом. Можно ли пробраться в Sala dei Leoni? Кажется, потайного хода туда нет, а в коридоре или проходе ее заметят. Как же, ну как же в него попасть?!

Встрепенувшись, она соскользнула с кровати. Холодные шершавые плиты дугой изогнули ступни Лукреции. Девочка поспешно надела шерстяное sottana[14] и домашние туфли. Сквозь стылый воздух она пробиралась, подобно путнику, идущему вброд по ледяной воде. В голове роились идеи, как найти тигрицу.

Лукреция остановилась на пороге в другую комнату. По одну сторону стола расположились по росту четверо старших детей с одинаковыми рыжевато-каштановыми волосами. Все — погодки: Марие было двенадцать, Франческо одиннадцать, Изабелле десять, Джованни восемь. Они следовали один за другим, как ступеньки лестницы. Едва не касаясь головами, дети шептались о чем-то над хлебом и молоком.

На противоположной стороне сидели няни с маленькими подопечными — тремя мальчиками, тоже погодками: Гарциа исполнилось три, Фердинандо — почти четыре, малышу Пьетро не было и года. А вот Лукрецию со старшими и младшими разделял промежуток больше чем в два года: после Джованни родилась только она, и никто не заполнил перерыв между нею и Гарциа. Однажды она спросила няню Софию, почему. Почему у нее нет брата или сестры ближе по возрасту? София в ту минуту усаживала Фердинандо на горшок, братик яростно упирался, и няня сказала устало: «Может, твоя бедная мама хотела отдохнуть».

Лукреция подошла к столу боком, ставя одну ногу к другой. Она представляла себя тигрицей, что крадется на сильных лапах и внушает всем ужас.

Оказывается, ей не оставили стула. Ее место заняла кормилица с маленьким Пьетро, завернутым в шаль; высунув из-под пеленки ноги, братик сосал грудь, сжимая и разжимая пальцы.

Лукреция немного постояла между кормилицей и спиной Джованни, а потом взяла со стола ломоть хлеба. Ела стоя, отрывая кусочки зубами. Она тигрица, расправляется с добычей, но никто и не подозревает, что среди них хищница! Приобняв Изабеллу за плечи, Мария рассказывает что-то Франческо, Гарциа рвется с колен Софии на пол: ему хочется бегать. Наивные!

Лукрецию заметили, только когда она залакала молоко из чашки.

— Лукре! — прикрикнула София. — Прекрати сейчас же! Господи ты боже мой, что бы сказала твоя мать? — Она отпустила Гарциа, и он сразу помчался играть в кубики. — Что у тебя с волосами? В лесу ночевала? Почему платье задом наперед? Сущее наказание, скоро меня в гроб загонит! — жаловалась она другим нянькам, стягивая платье Лукреции через голову.

Девочка замерла, будто статуя у ворот палаццо, пока София распутывала колтуны и стирала молоко у нее с подбородка. А куда деваться? Няня была поперек себя шире, вдобавок плечистой и с тяжелой рукой. Щербатая улыбка — ибо зубов у Софии почти не осталось — редко озаряла ее лицо. Непослушание и баловство она пресекала строго. Няня постоянно напоминала маленьким подопечным: детская — ее владение, и всё там будет, как она велит. «Не твое, а мамино, старая корова», — как-то раз буркнула себе под нос Изабелла и сразу же получила суровое наказание — шесть ударов прутом и в постель без ужина.

Однако София не таила обид. Наутро Лукреция уголком глаза увидела, как сестра, чудом присмиревшая, обнимает няньку за шею, целует в щеку и что-то шепчет ей в чепец. София улыбалась, обнажая черные ямы на месте зубов, и ласково вела Изабеллу к столу.

Зажав губами шпильки, няня продиралась щеткой через волосы Лукреции, а другой рукой зажимала ей ухо. Не отрываясь от своего занятия, София велела balia отнять Пьетро от груди и запеленать получше, сказала Франческо не жадничать, а хорошенько пережевывать еду, и стала помогать Марии с утренними уроками.

Лукреция скривилась, когда щетинки зацепились за колтун, но не вскрикнула. Да и зачем? Стоит только ойкнуть, София раз — и шлепнет по ноге этой же щеткой!

Девочка отрешилась от всего вокруг и мысленно перенеслась в подвал Sala dei Leoni. К ней мягко крадется тигрица, в ее горле клокочет рык, но она не укусит, нет! Спокойно взглянет на нее, а Лукреция поприветствует зверя низким рокотом, и…

Ее дернули за ухо, и вот она снова в детской. Вокруг — гогот и насмешки. Что она пропустила?.. Старшие братья и сестры наконец ее заметили, потешались над ней и тыкали пальцами, а Изабелла даже согнулась пополам от хохота.

— Вы чего? — растерялась Лукреция, потирая мочку уха.

— Ты…ты… — Джованни прыснул.

— Что я? — выпалила она. Почему все на нее глазеют?! Лукреция обхватила руками мягкий нянин живот и уткнулась в него лицом, прячась от насмешливых взглядов.

— Ты рычала, — с ледяным неодобрением ответила Мария.

— Как медведь! — подхватила Изабелла. — Ну ты потешная, Лукре!

Они встали из-за стола и вышли, весело переговариваясь: Лукреция, мол, притворялась медведицей!

София грубовато погладила ее между лопаток. Лукреция прижалась к фартуку няни и вдохнула привычный запах — Софиин, и больше ничей — дрожжей, соли, пота, и нотки чего-то пряного, похоже, корицы.

— Ну же, — поторопила няня. — Поднимайся!

Лукреция запрокинула голову, не разжимая объятий. Тайна щекотала ей грудь изнутри, словно между ребер норовила выскользнуть шелковая лента. Рассказать Софии про тигрицу или не надо?

— Почему у тебя нет зубов? — вместо этого спросила она.

Нянька легонько стукнула ее по голове щеткой.

— Да потому, что пришлось кормить твою маменьку, ее сестер и братьев, а каждый ребенок забирает по зубу, а иной раз по два или три.

Как же так? Лукреция украдкой глянула на кормилицу. Та застегивала платье, а Пьетро перевесился через ее плечо. У нее тоже выпадут зубы? Все разом? Младенцы и зубы, молоко и сестры, молоко и братья… Неужели они с Марией, Франческо, Изабеллой и Джованни стоили balia по зубу, или даже по три?

София подняла Гарциа на колени, и младший брат Лукреции, лепеча, обнял няню за шею.

— Но почему… — начала Лукреция, однако София перебила:

— Хватит расспросов. Марш на уроки!

Лукреция нехотя забрела в классную комнату, где учитель античной истории разворачивал карты и таблицы, что-то объяснял, обводя нужные места указкой. Франческо тоскливо глядел в окно, Мария согнулась над грифельной доской и прилежно записывала события Троянской войны, а Изабелла корчила рожицы Джованни, стоило учителю повернуться спиной. Изабелла не просто гримасничала, а еще и сгибала пальцы, словно когтистые лапы: видимо, ей пока не надоело дразнить Лукрецию за невольный рык.

«Никак не успокоится», — с легкой тревогой подумала она и юркнула на свое место за маленькой партой в конце комнаты, после широких парт Изабеллы и Марии.