же, как у Левы, общая пельменность внешнего вида (или, вернее, у Левы – такая же, как у мамы) – это точно не для Константина. Да и, правду сказать, Катя и то кокетничает удачнее.

– Здравствуйте, Таня! Вечерняя прогулка?

– Да вот вышла на мир посмотреть, себя показать… Лева, далеко не уходи!

– Вы какое-то странное время выбрали, Таня, себя показывать! Нет же никого.

– Ну… вот встретила вас.

– И все былое?

Пауза.

– Да, темновато тут у нас.

– Зато романтично.

А Лева пошел за ребятами на их дачу, а они заметили и спрятались в крыжовенных кустах. Он видит сдавленное копошение, но понимает, что по каким-то неизвестным ему правилам не должен его видеть. А еще Катя и Вова – его друзья, и они не могут от него прятаться – это ведь довольно странно. Если бы они хотя бы играли в прятки. Но они ведь не играют. Не играют? Нет, точно не играют. Он не считал с закрытыми глазами.

– Ау, – говорит повествовательно Лева, глядя в кусты.

Катя шепотом смеется, Вова зажимает ей рот.

– Ау! – опять говорит он кустам.

– Лева! – зовет его издалека мама грустно и раздраженно.

Des yeux qui font baisser les miens,

Un rire qui se perd sur sa bouche —

Voilà le portrait sans retouche

De l’homme auquel j’appartiens.

В центре стола – копейки, двушки, пятачки и даже один гривенник. Мешок с бочонками у бабушки Лары.

– Восемнадцать! – говорит она. – Пять. Одиннадцать, барабанные палочки.

– Почему? – спрашивает Катя.

– Потому что похоже, – отвечает Вова.

– На что?

Вова демонстративно вздыхает и смотрит на отца, ища сочувствия.

– На барабанные палочки, дочуш. Число одиннадцать похоже на барабанные палочки.

– А-а-а…

– Тридцать два!

– А тридцать два на что похоже?

– Ни на что.

Катя задумывается.

– Смотри, – оживляется Вова, – ну смотри, ты опять всё пропустила. Вот же у тебя еще два раза одиннадцать – вон и вон. И вот тридцать два. Чем ты смотришь, корявая!

– Это что за слова такие?! – угрожающе говорит бабка.

– А ты дурак! – подумав, отзывается Катя.

Она сползает со стула ниже, пытаясь пнуть Вову под столом, но не достает. Анатолий встает, берет Катю под мышки и сажает нормально.

– Семьдесят семь! – объявляет бабушка. – Семен Семеныч!

– А Василь Василич бывает? – спрашивает Катя и тут же перебивает себя: – Ой, пап, а знаешь чего? У дяди Кости зонтик как у мамы! Отстань, дурак! – говорит она Вове, который заволновался и тоже рыщет ногой под столом. – Мы когда за лото ходили, я видела. Я думала, это мамин, а Вова сказал, что просто такой же похожий!

– Он даже и не слишком похожий! Тебе вообще показалось! А когда кажется, креститься надо! – Вова сползает ниже, и нога его достигает цели.

– Ну ты! – Катя выворачивает нижнюю губу, демонстрируя готовность заплакать. – Пап, скажи ему, чего он!..

Бабка откладывает в сторону мешочек с бочонками и смотрит на Анатолия.

– Я сама видела! Он его сушил открытый! Мама тоже так всегда сушит! И одна спица сломана!

Анатолий внимательно выискивает у себя на карточке какую-то цифру.

– Пап, не слушай, она всегда придумывает! – говорит Вова. – Ты тупая, все так зонтики сушат!

– У нашего друга доктора женский зонтик, надо же… – сама себе говорит Лидия Витальевна и – руку в мешок. – Тридцать пять.

– Всякое бывает, – отзывается Анатолий, не отрывая взгляда от карточки.

– Бывает, бывает… Семь.

– Ну па-а-а-а-а…

– Ты, Анатолий, все-таки…

– Что я?

– Ничего! Пятнадцать! Двадцать девять! Три!

Никого нет на темной улице с оранжевыми фонарными кругами. Лужи то мерцают звездами, то затягиваются невидимыми тучами. Глубокие тени лежат в выщерблинах дороги. В глубине участков всё меньше освещенных окон. Некому увидеть, как дверь заброшенной дачи открывается и на пороге появляется маленький худой мужчина, юркий, как ящерица, готовый мгновенно отпрыгнуть, скрыться, затаиться в черном пространстве дома.

На редкость бездарный день

Анатолий работал старшим научным сотрудником в НИИ. Он познакомился со Светланой в гостях у своего бывшего одноклассника. Светлана заканчивала пединститут, отделение начальной школы. Они все тогда сильно напились, стали петь песни. Быстро выяснилось, что целиком никто ни одной песни не знает, каждый – по фрагменту, причем все фрагменты разные. Откуда-то возник песенник, позорище, но дело пошло на лад, к последней странице закончилось вино и даже портвейн. Нашелся второй песенник, и одноклассник сбегал за добавкой. В финале пели Визбора: «Ты у меня одна…»

Он пошел провожать Светлану, которая жила недалеко, в одной из хрущовок. Он чувствовал, что очень пьян. Про нее было непонятно. Шли молча и очень торопливо. У него к тому моменту уже три года не было женщины, а до этих трех лет – развод после бессодержательного брака. Он шел и медленно наливался желанием. На сдержать его уходили все силы, поэтому он молчал и только сильно дышал через нос (вдруг возникло пьяное убеждение, что это поможет). Про нее, опять же, было непонятно, но она тоже молчала.

Попрощались у подъезда, но он зашел за ней в подъезд.

Было уже очень поздно. Снаружи – темно-фиолетово, подъезд же резанул их глаза ярким солнечным светом. Светлана потянулась к выключателю, и одновременно с тем, как свет погас, он прижал ее к стене. Они стали целоваться, дальше смутно. Наверное, они решили, что их будет слышно в гулком ночном подъезде – поэтому дальше лавочка перед подъездом в темном фиолете. Светлана села к нему на колени верхом. Но теперь они, скорее всего, подумали, что тут их будет видно – поэтому дальше они обнаружили себя на детской площадке за домами, она стояла на коленях перед ним (опытная подруга однажды советовала), а он все прерывистыми кусками слов пытался сказать, что у него три года не было женщины. Дальше опять все смутно, совершенно точно стояние на коленях ни к чему не привело, потому что потом он обнаружился дома у одноклассника (к себе далеко и нет денег на такси) лежащим на полу и тянущим за руку его жену: «Иди ко мне!» Так они поссорились с одноклассником.

На другой день он с пульсирующей головой добывал Светланин телефон, звонил ей, но подходила мама. Он оставил свой номер.

Мама же слышала, что было в подъезде, и видела, что было на лавочке. Детской площадки, к счастью, не видела. Утром Светлана постаралась уйти в институт пораньше, потом поехала в гости к подруге и только оттуда решилась позвонить маме, которая сказала: «Или алкоголь, или мужчина.