litbaza книги онлайнСовременная прозаПроклятие Гавайев - Хантер С. Томпсон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 43
Перейти на страницу:

Блайт, сопровождаемый Эдгаром, спустился с борта «Дискавери» в лодку и приказал гребцам держать норд-вест к глубокому разлому в скальной стене. На полпути к берегу их встретила армада каноэ самого разного размера, которые неслись с удвоенной скоростью по направлению к кораблям, причем гребцы в них, распевая во весь голос, размахивали веслами, которые были украшены развевавшимися на ветру пучками разноцветных ниток.

Достигнув берега, Блайт окончательно уверился в том, что бухта способна предоставить им вполне безопасную стоянку. Она была защищена со всех сторон, исключая зюйд-вест, но, как заметил Блайт, с этой стороны на них вряд ли мог обрушиться шквал. Наиболее примечательной чертой бухты была четырехсотфутовая скала, словно вырубленная из черной вулканической породы; скала полого спускалась к западу и примерно в миле переходила в плавно поднимающуюся равнину, которая оканчивалась мысом, охватывавшим воды бухты с запада. Эта черная скала, представляющая на первый взгляд непроходимое препятствие на пути в глубь острова, казалось, обрывалась прямо в море, но ближе к вечеру, когда начался отлив, Блайт заметил, что у ее подножия образовался узкий пляж из черных камней и гальки. Как моряки узнали позже, название бухты Кеалакекуа (или, как называл его Кук, Каракакуа), означавшее «тропа богов», происходило как раз от названия этого отвесного склона, нависшего над водой.

Ричард Хау «Последнее путешествие капитана Кука»

Я все еще читал, когда появившаяся вдруг стюардесса объявила, что через тридцать минут состоится посадка.

— Вам необходимо вернуться в нижний салон на свои места, — сказала она, не глядя на Аккермана, который продолжал спать.

Я начал собирать вещи. Небо за стеклом иллюминаторов постепенно светлело. Пробираясь с сумкой по проходу, я разбудил Аккермана, который, проснувшись, сразу закурил.

— Скажите им, что я не смогу спуститься, — попросил он. — Думаю, мне удастся совершить посадку и здесь.

Он криво усмехнулся и пристегнулся ремнями, которые вдруг вынырнули откуда-то из глубин кушетки, на которой он сидел.

— Вряд ли они там, внизу, скучают по мне, — сказал он. — Увидимся в Коне.

— Хорошо, — отозвался я. — В Гонолулу не остаетесь?

Аккерман покачал головой и посмотрел на часы:

— Только чтобы заглянуть в банк. Он открывается в девять, а к обеду я должен быть дома.

Мы пожали друг другу руки.

— Удачи! — пожелал я ему. — И берегите руку.

Улыбнувшись, Аккерман сунул руку в карман своей спортивной куртки.

— Спасибо, док! — сказал он. — Вот вам кое-что. День будет долгим.

И, кивнув в сторону туалета для экипажа, вложил в мою руку маленькую стеклянную бутылочку.

— Лучше сделать это здесь, наверху, — сказал Аккерман. — Не хочу приземляться с запрещенными вещами в карманах.

Я согласно кивнул и зашел в туалет. Выйдя, вернул бутылку.

— Превосходно! — поблагодарил я его. — Чувствую себя уже намного лучше.

— Вот и славно, — отозвался Аккерман. — У меня такое ощущение, что вам здесь потребуется помощь, и немалая.

Приключения идиотов

Мой друг Джин Скиннер встречал нас в аэропорту Гонолулу. Припарковав свой черный «понтиак-кабриолет» прямо на тротуаре напротив зала выдачи багажа, он рассеянным жестом руки отмахивался от протестующих прохожих. Весь его вид, высокомерие, с которым он дефилировал возле своей машины, как бы говорили: у этого человека на уме серьезные дела. Разглядывая вестибюль багажного отделения, Скиннер потягивал пиво «Примо» из коричневой бутылки, совершенно игнорируя местную даму в форме дорожного полицейского, которая тщетно пыталась привлечь его внимание.

Я увидел его еще с верхней ступеньки эскалатора и сразу понял, что багаж получить нам нужно как можно быстрее. Скиннер настолько привык работать в горячих точках, что не видел ничего сверхъестественного в том, чтобы проехаться по тротуару среди разъяренной толпы — если ему что-то было нужно. На этот раз нужен ему был я, и я бросился ему навстречу с деловитой улыбкой на физиономии.

— Не беспокойся, — крикнул он. — Через минуту нас здесь не будет.

Большинство людей обычно верят Скиннеру или по крайней мере хотят верить. Было в нем что-то такое, что говорило: оставьте этого парня в покое. Черный «понтиак» Скиннера выглядел угрожающе, а сам он представлял, казалось, еще большую угрозу для каждого, кто подвернется под руку. Скиннер был на голову выше всех в аэропорту. На нем была белая куртка с высоким воротником и по меньшей мере тринадцатью накладными карманами, где могло оказаться что угодно — от фосфорной гранаты до непромокаемой авторучки. Голубые шелковые слаксы Скиннера были отлично отутюжены, но носков он не носил, и его недорогие резиновые сандалии весело шлепали по тротуарной плитке. Глаза Скиннера прятались за темно-синими зеркальными «сайгонами», шею обвивала тяжелая золотая цепь с квадратными звеньями, которую можно купить разве что в каком-нибудь ночном ювелирном магазинчике на задворках Бангкока, запястье же украшал золотой «Ролекс» на браслете из нержавеющей стали. Фигура явно неуместная в толпе туристов с континента, вывалившихся из самолета компании «Алоха», рейс Сан-Франциско — Гонолулу. Но Скиннер в отличие от них был не в отпуске.

Увидев меня на подходе, он протянул руку.

— Привет, док! — сказал он. — Я думал, ты бросил эти дела.

— Бросил, — отозвался я. — Но теперь что-то заскучал.

— Я тоже. Уже собирался выехать из города, как мне позвонили. Кто-то из организаторов Марафона. Им нужен официальный фотограф за тысячу долларов в день.

Он кивнул на переднее сиденье своего «понтиака», где лежало несколько новеньких камер марки «Никон».

— Я не мог от них отвязаться, — прокомментировал Скиннер. — Легкие деньги.

— О Господи! — сказал я. — Так ты еще и фотограф!

С минуту Скиннер рассматривал свои сандалии, потом медленно поднял лицо и, обнажив зубы в усмешке, уставился мне в переносицу.

— На дворе восьмидесятые, док! И я буду тем, кем мне нужно быть.

Скиннер был с деньгами на короткой ноге. С враньем, кстати, тоже. Когда мы с ним пересеклись в Сайгоне, он работал на ЦРУ, гоняя вертолеты «Эйр Америка», и, как говорили те, кто близко его знал, делал до двадцати тысяч долларов в неделю на опиуме.

Я никогда не говорил с ним о деньгах, а он всем нутром ненавидел журналистов, но мы довольно быстро стали друзьями и в последние недели войны много времени проводили вместе, покуривая опиум на полу его номера в «Палас Континенталь». Мистер Хи приносил трубки ежедневно около трех — даже в тот день, когда его домишко в Колоне был разбит прямым попаданием ракеты, — и гости отеля молча возлежали на укрытом циновками полу, вдыхая волшебный дым.

До сей поры это остается моим самым четким воспоминанием из времен Сайгона: я лежу, вытянувшись на полу и приложившись щекой к прохладному кафелю; в ушах издалека, как во сне, звучит тоненький голосок мистера Хи, который скользит по комнате со своей длинной черной трубкой и бунзеновской горелкой, регулярно подсыпает зелья в чашку трубки и, не умолкая ни на минуту, трещит на языке, который никому из нас не ведом.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 43
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?