Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помню, как чужие люди выносят нашу мебель, а я стою на пороге и реву. Я безутешно плакал, не понимая, кто эти люди, почему они хозяйничают у нас в доме и чем я такое заслужил. Однако Амми была рядом, всегда готовая меня утешить. Порой она смеялась и подшучивала надо мной – например, когда я испугался, что больше не увижу свой детский стульчик. Но помню я и ее ласки, и нежные утешения.
– Кья бат хай? – спрашивала она, сжав мое лицо в ладонях и привлекая меня к себе. – Кья бат хай, мера бейта? – «Что случилось, сын мой?»
– Стульчик унесли! Мой стульчик с земляничками!
– Ну-ну, неужели стульчик для тебя важнее Амми? Ведь я здесь, с тобой. И Абба здесь, и Баджи. Аллах дал тебе все! Чего же тебе не хватает, Биллу?
«Биллу» было мое детское прозвище: так меня называли только родители, и только когда хотели выразить свою любовь. Редко они говорили напрямик: «Я люблю тебя»; для традиционного пакистанского слуха это звучит слишком откровенно. Любовь для пакистанца выражается не в словах, а в делах; родители выражают любовь тем, что заботятся о детях, дети – тем, что слушаются родителей.
Мое мусульманское наследие пугало и отталкивало многих ребят, которые могли бы со мной подружиться, и их родных. Мне было очень одиноко
Мысль, что в послушании выражается любовь – одна из причин того, почему послушание так важно для мусульманской культуры. Когда я был подростком, Амми не раз упрекала меня: «Толку говорить, будто ты меня любишь, если ты не делаешь того, о чем я говорю?» И много позже, размышляя о том, чтобы последовать за Иисусом, я понимал, что собираюсь совершить акт величайшего и страшнейшего непослушания. Отец и мать не просто почувствуют себя преданными; я разобью им сердце.
Но в безмятежные четыре года семейные ссоры и разбитые сердца были еще очень от меня далеки, и хотел я лишь одного – получить обратно свой стульчик с земляничками.
Когда вещи упаковали, и все было готово к путешествию, Абба собрал всех нас и сказал:
– Давайте помолимся.
Подражая Аббе и Амми, я сложил ручонки перед собой. Все мы молча помолились о том, чтобы Аллах охранил и сберег нас в пути.
Наконец мы приехали на новое место жительства. Это был город Данун в Шотландии; там располагалась военно-морская база, на которую направили отца. Оглядываясь назад, думаю, что Данун стал моим первым настоящим домом. Правда, я не завел там друзей – ни в школе, ни по соседству, да и стульчик с земляничками не пережил переезда. Но в те годы я научился по-настоящему любить свою семью и верить в Бога. У меня были Амми, Абба и Баджи – и ничего больше мне было не нужно.
Ко времени переезда в Шотландию я еще не слишком хорошо знал английский. Дома мы всегда говорили на урду, а когда начали учиться читать и писать – прежде всего выучили арабский шрифт. Причина была проста: Коран написан по-арабски, а нам с Баджи требовалось прежде всего научиться читать Коран и выучить его наизусть.
Мусульмане верят, что Аллах через архангела Джибриля продиктовал Коран пророку Мухаммаду буквально, слово за словом. Следовательно, Коран боговдохновенен не только на уровне смыслов и значений, но и на уровне слов. Поэтому мусульмане считают, что перевести Коран невозможно. Переложения Корана на другие языки – скорее пересказы или истолкования; но истинный Коран только один, и написан он по-арабски.
Поэтому для мусульман так важно верить, что Коран неизменен, что в нем не менялось ни одно слово, ни одна точка. Имамы и учителя постоянно повторяют, что Коран дошел до нас в совершенно неизменном виде, точно таким же, каким Мухаммад услышал его от Джибриля и продиктовал писцам. Разумеется, Мухаммад ни в коем случае не «сочинял» и не «составлял» Коран: он стал лишь орудием откровения и донес его до нас точно в таком виде, как получил, без всяких изменений. Случись Мухаммаду или писцам хоть что-то изменить – Коран был бы для нас навеки потерян. Однако о такой порче слов и помыслить невозможно. Никто не сомневается в том, что Коран передан нам верно, и каждое слово в нем совершенно.
В сущности, такое внимание к словам как таковым порой побуждает мусульман пренебрегать смыслом этих слов. Мусульман, знающих Коран наизусть, считают благочестивыми, а тех, кто только размышляет над его значением – учеными. Быть благочестивым почетнее; поэтому большинство мусульман, которых я знал в детстве и юности, могли цитировать Коран наизусть целыми главами, но редко были способны объяснить смысл или контекст этих стихов.
Амми это понимала и стремилась научить нас Корану как в оригинале, так и в переводе; однако первым шло заучивание наизусть оригинала. Каждый день, сколько себя помню, Амми усаживала меня рядом с собой, надевала мне на голову традиционную мусульманскую тюбетейку и учила читать по-арабски. Начали мы с книги, именуемой «Аль-Каида», «Руководящий принцип». В ней показаны арабские буквы в различных их формах и объясняется, какие звуки они обозначают. Сразу после переезда в Шотландию я перешел от «Аль-Каиды» к Корану.
Этот момент я помню очень ясно: в тот миг мой восторг сменился ужасом
Этот момент я помню очень ясно: в тот миг мой восторг сменился ужасом. Когда мы перевернули последнюю страницу «Аль-Каиды», Амми потянулась за Кораном, лежавшим рядом, и вручила его мне. Мой Коран – первая моя собственная книга!
Взволнованный и радостный, я побежал к Баджи, чтобы показать книгу ей. Баджи играла на полу в соседней комнате; я присел с ней рядом и положил книгу на пол, чтобы ей было лучше видно.
И вдруг Амми бросилась ко мне с пронзительным, душераздирающим криком:
– Набиль!
Я был так поражен, что даже ответить не мог. Никогда еще я не слышал, чтобы мать так кричала – и никогда не видел, чтобы она бегала. В мгновение ока она подхватила Коран.
– Никогда не клади Коран на пол!
– Хорошо.
Вдруг Амми бросилась ко мне с душераздирающим криком… Никогда еще я не слышал, чтобы мать так кричала – и никогда не видел, чтобы она бегала
– Всегда держи его в самых почетных, самых возвышенных местах. Мой руки, прежде чем прикасаться к Корану, и дотрагивайся до него только правой рукой. Это не просто книга – это слово Аллаха. Относись к ней с таким же уважением, как к самому Аллаху!
– Хорошо.
– Джао, иди.
Она была очень расстроена, и я понял, что лучше уйти.
С тех пор всякий раз, взяв в руки Коран, я старался поднять его повыше. Баджи тоже усвоила этот урок, так что в следующий раз, когда Амми позвала нас читать Коран вместе, мы несли Кораны на вытянутых руках, подняв их высоко над головой. Амми улыбнулась нам. Она не совсем это имела в виду, однако была довольна.
Баджи была старше меня, так что начала первой. Амми указывала на каждое слово, которое ей следовало прочесть, медленно ведя пальцем от правого края страницы к левому. Баджи не столько читала слова, сколько их пропевала. Нас учили читать Коран мелодично, так, чтобы чтение звучало как можно прекраснее. Некоторые мусульмане посвящают этой практике всю жизнь, совершенствуя тон голоса, темп, произношение и мелодику.