– Элис, прости меня, – прошептал он.

Дилл подошла к нему и обняла его за голову. Он рыдал в ее объятиях, а она бросила на меня гневный взгляд.

Я посмотрела на испачканную золой ногу так, словно она была не моя. Грудь сдавило, щеки горели. Вот чего я добилась.

Я нагнулась и подула на пепел. Моего заговора, который не был заговором, больше не существовало.

– Их было пятеро, но я знаю лишь двоих… Микин из города. Купер с той стороны долины. Вояки. И парнишка, немногим старше тебя. – Он шмыгнул носом. – Том, так они его называли. Скверный парнишка.

Я проводила взглядом Дилл – она пошла за графином с водой.

– У них есть главный. Высокий. – Я вспомнила того, кто взмахнул рукой, давая команду своим псам.

Кроак кивнул. Дилл поднесла ему воды. Какой же хорошей она была. И какой плохой была я.

– Это лишь четверо, Джим Кроак. – Я не умела колдовать, зато считать умела.

– Пятой была женщина, старуха. Она привела их сюда. – Вода закапала с его подбородка. – Она знала твою мать…

Холодок пробежал по моей спине, как вода из его графина.

– Как она выглядела? Расскажи мне! – Я протянула руку, но Дилл остановила меня.

– Сгорбленная спина. Она была в капюшоне, я не видел ее лица! Не видел!

Дилл осторожно вернула ему куклу.

– Это все, что я знаю. – Кроак погладил куклу по шерстяным волосам. – Это все…

Зола тонкой струйкой сочилась из моих пальцев.

– Спасибо, Джеймс Кроак.

Шаркая, он пошел к себе в комнату. Посмотрел на Дилл, и та улыбнулась. Проходя мимо меня, он ничего больше не сказал, только закрыл за собой дверь.

Дождь полил еще сильнее, а огонь съежился, чтобы уснуть.

Дилл поставила графин с водой, не глядя на меня. Вернулась к Ягодке и ее щенкам.

– Это нужно было сделать, Дилл.

У меня во рту пересохло. Но злой сестре воды не предложили.

– Ты что, не понимаешь?

Она отвернулась и подвинула собак ближе к себе, подальше от меня.

– Зола не для порчи, Иви. А для примирения. – Она сказала это шепотом, но ее слова больно укололи меня.

– Мне все равно, Дилл! У меня есть их имена, понимаешь? Мне плевать на твои заклятья! Плевать, слышишь?

И все же я знала, что меня так задело. Где-то в глубине души мне было не плевать. Напротив, хотелось расспросить ее, узнать, что говорила ей мать, к словам которой я перестала прислушиваться.

– Я рада за тебя, Иви.

– Глупая, неблагодарная малявка! За меня? Ты за мать должна…

Но я не смогла продолжить.

Дилл повернулась. Ее глаза были полны слез.

– Мне жаль, Иви, – прошептала она, – что тебе плохо. Мне тоже ее не хватает.

И я не стала ее утешать, а она плакала, пока не уснула, и дождь смыл ее слова.

Я рада за тебя.

Она была слишком мала, чтобы понять. Но завтра понять придется. Завтра.

Микин. Купер. Том. Высокий.

У меня были их имена, и я могла выполнить свое обещание. Теперь я должна поклясться еще одному призраку, за окном, что будет вечно качаться на ветру. Призраку, преследовавшему старика, которого я назвала дураком.

И потом меня словно накрыло волной, и я могла лишь цепляться за очаг, дрожа, сотрясаясь, сдерживая рыдания, чтобы они не затопили эту комнату.

– Мне тоже жаль. Мне жаль, Элис Кроак.

Я взяла одеяло Кроака с его опустевшего стула.

Мне больше не нужно было придумывать заклинания. Некого было больше ранить. Ничто не могло привести тех, кого мы потеряли, к этому очагу.

Осталась лишь зола на моих руках и слезы, которые капали на нее, напоминая крошечные следы на снегу.

Проснувшись, я уловила запах пыли и горящих поленьев и ждала, что услышу постукивание материнской палки, когда она, хромая, пойдет ворошить угли.

Но потом увидела над дверью косу, не нашу, и все вспомнила.

Я выдумала заклятье, которому меня никто не учил, напугала старика горсткой пепла и поиздевалась над сестрой, которая умоляла меня перестать.

Ягодка застонала. Щенки жалобно просили молока. Дилл открыла глаза и улыбнулась. Ее улыбка напоминала рассвет. Хоть ночью мы и ссорились, утром она проснулась счастливая. Так случалось прежде, так случилось и сейчас. И я хотела, чтобы именно сегодня она была счастливой. Чтобы выполнить то, что должно.

Я потянулась, встала, и Ягодка заворчала.

– Тихо, собака Ягодка, – сказал Кроак.

Я не заметила старика, который, как мешок, сидел у очага. Он кивком показал на стол, где лежали хлеб и сыр.

– Вот видишь!.. – воскликнула Дилл. – Тебе нравится ее новое имя!

Мои руки брали еду и складывали ее в рот, как белки, запасающиеся на зиму.

Щеки Дилл стали пунцовыми:

– Мы можем… взять одного, Джим Кроак?

Он посмотрел на возмущающихся щенков и снова кивнул. У Дилл изо рта вылетел сыр.

– О, Иви! Я буду о нем заботиться! Ой как буду! Он не будет нам мешать!

– Нет, Дилл, еще одна кроха сильно нас задержит.

– Мне девять лет. Я уже не кроха, и я обещаю…

– Нет. У тебя одни щенки и игры на уме. Нам придется долго идти, чтобы к ночи прийти в ковен.

Умолкнув, обуреваемая гневом, она бросала кусочки еды Ягодке.

– Пойдем, Дилл. – Я поднялась из-за стола и взяла нашу сумку.

– Нет. Я остаюсь.

Она опустила голову, волосы упали ей на глаза, но я знала, какая в них обида.

– Дилл, нам нужно идти. Солнце уже встало…

– Ну и иди, – тихо сказала она. – Я хочу щенка.

– Дилл. Сейчас же, слышишь, что я тебе говорю?

Но я не унаследовала голос матери, ее язык, который жалил как кнут, когда я злила ее.

Поэтому Дилл подползла к Ягодке и стала ей что-то нашептывать. Потом вытащила из дерущейся кучи щенка с пятнышком вокруг глаза. Ягодка лизнула ее руку. Дилл бросила на меня сердитый взгляд. Я вспомнила, как прошлой ночью мне хотелось поссориться с ней.

– А я говорю, теперь у меня есть щенок, Иви. И точка.

Щенок открыл пасть и поймал ее шевелящийся палец как муху.

– Ай! – Дилл поднесла руку ко рту. – Ай! Ты, шельма!