– Дельная картинка.

Семен Ильич, вопреки ожиданиям девушек, так же не смог разгадать непонятного значения, скрытого в названии, и от этого картина показалась Лене еще более манящей и загадочной.

Полотно аккуратно очистили, вставили в простую и строгую деревянную раму и повесили на стену рядом с фисгармонией.

У Лены вошло в привычку каждое утро, приходя на работу, останавливаться возле «Мига счастья…» и пару минут смотреть на холст. Удивительно, но после этого она чувствовала сверхъестественный прилив сил, общий эмоциональный подъем, словно ее, подобно обитателям лесной поляны, питало и грело ласковое летнее солнце.

Лена выучила в картине каждый мазок, каждую мелкую, на первый взгляд незначительную, деталь, самый тончайший штрих. Иногда «Миг счастья…» даже снился ей – рыжая веселая белка, ощетинивший колючки ежик, трудяги-муравьи.

Виктор называл Ленину увлеченность картиной «бабской сентиментальностью», девчонки же, напротив, соглашались: в холсте есть что-то магическое. Лена много раз водила их в музей, особенно старшую, Ритку.

…За стеной на полную мощь взревели стереоколонки. Лена вздрогнула и вышла из оцепенения.

Сколько она просидела так, неподвижно, не шелохнувшись? Кажется, после Риткиного звонка прошло минут двадцать, а то и больше.

Лена лениво поднялась с постели, зажгла сигарету, щелкнула телевизионным пультом, чтобы заглушить адское буханье низких частот, несшееся из соседской квартиры. Глянула на экран и брезгливо поморщилась: у микрофона жеманилась и вовсю крутила соблазнительной попкой полуголая, совершенно безголосая девчонка.

И зачем только таких выпускают на эстраду? Ни внешности, ни таланта, одно сплошное бесстыдство. А молодежи, поди, нравится. Она теперь не стеснительная, не то что ее, Ленино, поколение. Тогда в школу нельзя было даже сережки надеть, а уж чтоб прийти с выкрашенными в оранжевый цвет волосами и в юбке до пупа – и говорить нечего. А нынешние ходят себе и в ус не дуют. Даже Ритка посылает родителей куда подальше, цепляет на себя украшения, точно новогодняя елка, и топает на уроки.

Лена переключила канал и невольно усмехнулась. Вот и докатилась – рассуждает, как ее собственная бабка, кроет молодых, ворчит, точно ей не тридцать пять, а под восемьдесят. И ведь знает, что не права: нет хуже занятия, чем корить других, если они не такие, как ты.

Нет, нужно срочно что-то сделать, как-то развеяться, встрепенуться. Черт возьми, может, любовника завести?

Лена скептически покачала головой. Где его взять, этого любовника? Она последнее время нигде толком не бывает: работа, дом, снова работа. Ну есть еще магазины, школа, в которую Лена наведывается на родительские собрания. Праздники они с Виктором проводят у старых, давно наскучивших друзей, таких же занудных и предсказуемых, как они сами. Исправно раз в месяц посещают театры или выставки. И все. Не на улице же знакомиться – чай, не девчонка, неудобно все-таки…

…Размышляя подобным образом, Лена убрала в спальне, вышла на кухню, приготовила себе легкий завтрак. Потом уселась за стол с чашкой кофе, прикидывая, как провести день.

Наверное, лучше всего позвонить Томке и напроситься к ней в гости. Писать она все равно не может, хоть пообщается по-человечески. Заодно они с Тамарой обсудят ситуацию в музее, подумают, как быть, можно ли что-нибудь предпринять.

Та откликнулась сразу.

– О, это ты? А я как раз собираюсь тебе звонить. Чем думаешь заняться?

– Сейчас сбегаю в магазин, набью холодильник, потом немного постираю и нагряну к вам. Не возражаешь?

– Нет, конечно, – обрадовалась Тамара. – У меня как раз сегодня Жека выходной. Посидим в теплой компании. К трем будешь?

– Буду. С меня торт и мороженое.

– Только мороженое, – безапелляционно заявила та, – за тортом я Женьку пошлю.

– Ну хорошо, – со смехом согласилась Лена.

Они распрощались. Лена выкурила еще одну сигарету, пропылесосила полы и сходила в ближайший супермаркет. Взяла пачку пельменей, сметану, новый пакет молока и пучок молодой редиски. Этого ей хватит на несколько дней, так что о еде можно не беспокоиться.

Загрузив продукты в холодильник, Лена на скорую руку прополоскала легкие вещи, оставленные девчонками и мужем, а остальное белье кинула в корзину дожидаться очередной машинной стирки. Потом уселась в спальне перед трюмо и принялась за макияж.

Не выключенный телевизор продолжал вещать вполголоса. Когда Лена закончила наводить марафет, на экране шел прогноз погоды. К вечеру ожидался кратковременный дождь и небольшое похолодание.

Лена достала с вешалки легкий шелковый костюм, брюки и топик, затем, слегка поколебавшись, добавила к нему светло-кремовый летний пиджак – на всякий случай, чтобы не замерзнуть, если засидится у Томки допоздна.

Выключила телевизор, проверила плиту и, накинув на плечо изящную сумочку, вышла из дому.

На улице, несмотря на обещанное похолодание, было дикое пекло. Лена тут же свернула пиджак и спрятала его в пакет. Купила в киоске журнал и бодро зашагала к метро.

К Томке надо было ехать в центр. Она обитала в одном из арбатских переулков, в старенькой кирпичной пятиэтажке. Квартира досталась ей от умершей тетки, жившей совершенно одиноко и из всех родственников имевшей лишь любимую племянницу.

Вот уже года три Томка с Жекой делали в своем жилище ремонт и все никак не могли закончить его: в кухне на полу стояли банки с краской и лаком, в туалете громоздились штабеля плитки. Обои в гостиной терпеливо дожидались, пока их украсят запланированным бордюром, а спальня была заставлена мебелью из других комнат.

– Так мы и будем жить, как на складе или на вокзале, – жаловалась Томка, – с моим козлом разве что-нибудь доведешь до конца!

Слово «козел», впрочем, звучало из ее уст весьма ласково и даже любовно. В высоченном, черноволосом и усатом Жеке было намешано великое множество кровей, в том числе казацкая и ингушская. Томка этим страшно гордилась и даже когда ругала мужа, любила повторять, выразительно закатывая глаза: «Что поделать, он у меня мужчина горячий, уж такие корни».

«Горячий мужчина» полностью оправдывал свое прозвище: Томка жила как на вулкане. Дома постоянно бушевали скандалы, частенько сопровождающиеся рукоприкладством. Сын, Вовка, прятался по соседским квартирам, дожидаясь, пока родители отвоюют и помирятся. Иногда, после особенно жарких баталий, приходилось чинить мебель и убирать осколки разбитой посуды. Однако Томка почти никогда подолгу не горевала – видимо, подобная семейная жизнь ее вполне устраивала…

…Метро было по-летнему полупустым. Лена села, раскрыла журнал и погрузилась в чтение. Через полчаса она уже выходила на станции «Арбатская».

На часах было лишь десять минут третьего. Решив, что купит мороженое у самого дома, чтобы оно не растаяло, Лена не спеша прошла мимо кинотеатра «Художественный», мельком проглядела афиши и завернула на пешеходный Арбат.

Она не была