– Что и так видно невооружённым глазом. Можешь переезжать к Сутейко, и больше не скрывать свои отношения с ней. И наконец, я освобожу себя от этой криминальной грязи, в которой, вы с ней, по уши увязли и втянули меня.

– Замолчи, в последний раз прошу тебя, замолчи и делай так, как я тебе говорю!

– Что? Ты мне будешь приказывать, грязный, низкий адвокатишко! Какая я дура была! Господи! Я верила, любила тебя! А ты просто использовал меня! Тебе квартира нужна была? Зачем? Продать? Только поэтому ты хочешь расписаться со мной? Сколько таких дур ты облапошил? Правильно Татьяна о тебе предупреждала меня!

– Успокойся, причём здесь Татьяна?

– Причём? Ты врал мне всё это время, что работаешь с ней. Специально нас рассорил, а на самом деле ты с этой Сутейко дела имел. Правильно, она такая же продажная, как и ты.

– Лёля, я прошу тебя, успокойся, не истерии.

Анатолий схватил Лионеллу за плечи, но она резким движением отталкивает его от себя.

– Я сейчас же позвоню Нике. Не надо ей привозить ни каких денег. Ты обыкновенный аферист и мошенник, если не сказать больше. Ты просто преступник!

Лёля потянулась за телефонной трубкой, чтобы набрать номер сестры и просить её не прилетать в Москву. Но Анатолий, стоящим на комоде подсвечником ударил Лёлю по голове. Лёля упала на пол. Увидев кровь на полу, Анатолий запаниковал.

Как уже заведено в нашем аэропорту, да и в московском тоже, к трапу самолёта нас, пассажиров, как стадо баранов, ведёт одетая в пальтишко женщина, служащая аэропорта. Около трапа все пассажиры должны ещё стоять энное количество времени, пока в салон не зайдёт экипаж. Всё это время пассажиры должны стоять на пронизывающем до костей ветру и ждать, когда молоденькая стюардесса, ёжившаяся на трапе, пропустит всех, проверяя у каждого пассажира наличие билета.

По своему заведенному правилу я всегда становлюсь, справа от трапа на приличном расстоянии, от массы толкающихся людей и жду, пока поднимется в салон последний пассажир. Понять никак не могу, почему люди такие вежливые в зале ожидания моментально звереют при посадке на лайнер? Вот этот мужчина, прорывающийся с портфелем вперед разве раньше меня прилетит? Почему нельзя пройти в салон так, как того требуют правила посадки и просят стюардессы? Почему надо молоденькой стюардессе напоминать взрослым дядям и тётям что пассажиры с детьми заходят в первую очередь? Без напоминаний это не ясно? Наверное, у некоторых людей есть дар читать по лицам. Догадываюсь, что мои мысли вышли погулять, потому что один мужчина, бегло окинув меня взглядом, что-то пробормотав, встал рядом со мной. Вот девушка в сапожках на высоких каблучках присоединилась к нам. Что делается! Юноша с яркой внешностью, в куртке «косухе» и наушниками от плеера в ушах, отсоединился от толпы и прямым ходом в нашу компанию! Да и впрямь положительный пример заразителен. Впрочем, как и бескультурье.

Что стало с людьми, некогда славившимися своей бескорыстностью, патриотизмом и добротой к ближнему своему? Бескультурье и «жлобизм» в одночасье накрыли нашу страну? Или раньше это было не так заметно?

Возможно, в былые, не такие далёкие времена всех уравнивал средний заработок, средний достаток, среднее образование. Теперь, когда общество резко разделилось на группы по своему благосостоянию, наружу в изобилии вылезли какие-то монстры, готовые за достаток, неважно каким он размером, затоптать в себе ростки добра, порядочности, милосердия, брезгливости, в конце концов. Или это искривлённое изображение ложной демократии, которое нам предложили взамен настоящей свободы, отразилось как в кривом зеркале на нашем народе?

Быть первым, пусть не в жизни, не на работе, не в семье, но здесь и сейчас, в магазине, в трамвае, у трапа лайнера. На одну минуту, секунду почувствовать удовлетворение от того, что первым прошёл в салон самолёта, первым сел в автобус у окна. Обязательно у окна чтобы не дай Бог не пришлось уступить место женщине, старику или ребёнку. Выместить на ком-то своё зло в очереди в магазине, за проданный килограмм костей, вместо мяса, отыгрываясь, таким образом, на постороннем человеке за полученные обиды от начальства на работе, от склочной супруги дома. Больше взять «на халяву» хотя бы конфет, которые раздаёт стюардесса. Не удалось урвать по-крупному, так хотя бы здесь отыграться. Взять столько, сколько сможет вместить твоя рука.

Впереди сидит прилично одетый солидный мужчина до этого так рьяно пробирающийся в салон самолёта. Взяв одну конфету, тут же, пока поднос от его носа перемещался к соседу, взял ещё несколько леденцов. Нет, мало! На обратном пути подноса от соседа к проходу салона всей своей волосатой жменей зачерпнул как ковш экскаватора маленькие невзрачные конфеты и суетливо положил их в карман пиджака, рассыпая застрявшие между толстыми пальцами леденцы на пол салона.

– Мужчина, кроме вас, есть ещё пассажиры. Подумайте о них, – сделала ему замечание стюардесса.

Интересно, для кого он так старается? Кого ими будет угощать? Детей, внуков, жену, любовницу? И думаю, с чувством удовлетворения, что «урвал на халяву». Меня невольно одолел внутренний смех, видя картину бесплатного вливания им в себя газированной воды. Следом за первой стюардессой следует вторая со столиком на колёсиках, на котором стоят бутылки с разными безалкогольными напитками. Она протягивает поднос с налитыми в маленькие чашечки напитками мужчине. Он быстро берёт один стаканчик, вливает в себя его содержимое и тут же берёт следующий. Стюардесса стоит перед ним, пока он не опустошил все чашечки на небольшом подносе.

– Мужчина, у нас туалет платный.

– Да? Стойте, стойте, а почему это он платный? – возмутился мужчина.

– Потому что напитки бесплатные. Да вы, мужчина не переживайте, он всё равно не работает, – с издёвкой ответила ему стюардесса.

– Безобразие. Видели? Сервис! Жаловаться на вас надо!

На пороге миллениума некоторые наши индивидуумы пребывают ещё в первобытном состоянии.

Мне кажется, наша страна стала ещё темнее грязнее сумрачней по сравнению с тем, какой она была при застое. Раньше относительно чистый аэропорт Внуково превратился в убежище непонятно откуда прилетевших странных людей. Кто-то сидит на полу, кто-то лёжит тут же на раскладушках, а то и просто на разложенных газетах. Вокруг мусор, бумажки, тряпьё. Мрак. Свет в сердцах людей погас и темнота душ, отразилась на их лицах, поступках. Многоязычный говор. Бегающие, снующие всюду грязные дети с заискивающими и полными непонимания глазами. Столько всего изменилось, а атмосфера в столице лучше не стала. Да и в стране тоже. Не хочется думать об этом. Хочется оказаться у себя дома, в кресле с тёплым пледом и с чашкой горячего кофе.

В зале встречающих я увидела Анатолия.

– А где Лёля?

– Подожди! Пройдём в машину. Я всё объясню, – сумрачно ответил Анатолий.

Я заметила, что Толик, всегда державший позу преуспевающего уверенного в себе человека, сейчас напротив, выглядел каким-то растерянным, поникшим.