– Кто это? – спросила Ксения одними губами.

Она обращалась к подруге и, казалось, говорила совсем тихо, но ответил ей летчик Ильин:

– Это герой воздушных боев в Испании и на озере Хасан, истребитель Константин Кириленко. А рядом с ним – его жена Вера. Я её люблю.

Голос его прозвучал так резко, что часть гостей перестали слушать рассказчика и обернулись в их сторону.

– Да тише ты, черт! – темные очи Веры блеснули. Она прижала головку к мужнину плечу, а тот продолжал свой рассказ о новых истребителях Мессершмитта так, будто выходки Ильина и вовсе не было.

* * *

Ксения совсем не могла есть. Она крошила в пустую тарелку мякиш ослепительно-белой, дурманно пахнущей французской булки. Счастливый случай! Тимофей Ильин оказался рядом с ней. Их разделяла только Клавдия, но она отстранилась, прижалась спиной к спинке стула, чтобы не мешать их разговору.

– Как вас зовут? – спросил летчик.

– Ксения Сидорова, – отрапортовала Ксения. – Вы не помните меня? Я была на празднике в вашем авиаполку. Мы обе, я и Клавдия, приехали к Геннадию Наметову. Клавдия – родная сестра Геннадия, а я – её подруга. Вспомните!

– Конечно, помню! Клавдия – сестра моего Генки, – летчик погладил Клаву по крепдешиновой коленке.

– Всё это время я ждала новой встречи с вами, потому что хотела дать понять… сказать… высказать своё восхищение вашей личностью.

Ксения почувствовала боль. Это Клавка долбила каблучком её ногу. Зачем? Неужели она что-то не то говорит? Ксения поглядывала на подружку. На лице Клавдии Наметовой застыла скучающая улыбка. Тарелочку со студнем она держала навесу, перед грудью. Отламывала вилкой небольшие кусочки, окунала их в хрен. Клавдия жевала культурно, не размыкая губ, но смотрела гневно, морщилась. Ксению же было не остановить.

– Об испанской войне я прочла всё, что смогла. Брала подшивки в институтской библиотеке. Я могу свободно читать на немецком и испанском языках. Немецким владею в совершенстве. Понимаю разные диалекты.

– В каком же из вузов учат стольким языкам? – Глаза летчика задорно блеснули.

Он снова погладил Клавдию по коленке, но на этот раз руку не убрал. Клавдия вспыхнула, дернулась. Кусок студня сорвался с вилки и упал прямехонько на бязевую белую грудь Ксении.

– Ой! – воскликнули девушки в один голос.

– Теперь будет пятно! – вздохнула Ксения. – Эх, Клавка!

– Не волнуйтесь, девушки! – Летчик широко улыбнулся. Сердечко Ксении ёкнуло. – Я всё исправлю.

Он перегнулся через Клавдию. Глаза его оказались совсем близко. Серо-голубая, с редкими черными искорками и тёмной каймой радужка, дурманящие ароматы одеколона и сидра. Как тут не потерять голову? Не убирая рук с коленей Клавдии, он склонился к груди Ксении. Одно ловкое движение – и кусок студня молниеносно исчез с белой ткани, не оставив на ней ни пятнышка. Летчик сглотнул, облизнулся, но отстраняться не спешил.

– Как же хорошо от тебя пахнет булочкой! – прошептал он. – Ты ведь где-то неподалеку живешь?

– Да, – пискнула Ксения. – Здесь и живу. На Нагорном поселке.

Она растерянно, будто ища поддержки, уставилась на Клавдию, но та о чем-то оживленно разговаривала с женой Анатолия, которая расположилась как раз напротив них.

– Я живу через три дома, и сейчас…

Она осеклась. Ильин отстранился и больше не смотрел на неё. Всё внимание летчика занимала красивая жена полковника Героя Испании. Летчица о чем-то говорила. На её гладко зачесанных, блестящих волосах поигрывали зеленые блики.

– Немцы не могут напасть! Вы не правы, Вероника Аркадьевна!

– Польша, Нидерланды, Люксембург, Франция, наконец. – Мать Клавдии разволновалась не на шутку. – Фашисты бомбят Лондон.

– Дался вам этот Лондон, – тихо сказал кто-то возле двери.

– Какое вам дело до распрей капиталистического мира? – фыркнула Вера. – Немцы – культурная нация. Шиллер, Гёте, Бетховен! Они по-прежнему ценят своих классиков. Верно, Костя?

Когда она повернулась к мужу, положила ладонь на его грудь, Тимофей вскочил с места. Стул с грохотом опрокинулся. Клавдия ахнула.

– Мы были в Германии, – подтвердил полковник. – Общались с немецкими летчиками. Это настоящие люди. Победители.

– Германия не нападет на СССР, – повторила Вера. – Это говорю вам я, жена полковника Кириленко! Я заявляю со всей ответственностью коммуниста – войны с немцами не будет!

Под зеленым абажуром повисло неловкое молчание.

– Ты заговариваешься, Вера! – внезапно рявкнул Тимофей. – Немцы верят Гитлеру больше, чем христианским заповедям. Они поклоняются фюреру, как божеству. Они верят в его мощь, а во имя веры ещё и не то можно сотворить. Они не побоятся. Они нападут, и нападут скоро.

Тимофей кричал. Девушки сидели, смиренно сложив руки на коленках. А под зеленым абажуром внезапно всё изменилось, возникли новые лица. Хозяйка уже не присматривала за ними. Мать Клавдии поднялась, выбежала из комнаты. Кто-то из мужчин – вероятно, сам Генка – последовал за ней. Хлопнула входная дверь. Почему хозяева в разгар веселья выскочили из квартиры? Клавдия тоже поднялась, поспешила в угол, к окну, туда, где стоял патефон. Она недолго перебирала пластинки. Звуки медленного фокстрота подняли гостей на ноги. Кто-то топтался на небольшом пятачке, возле двери. Остальные пошли танцевать в прихожую.

Вернулись хозяева, принесли табуреты. Новых гостей супруги Наметовы посадили между собой. Один из них, восточного вида, смуглый, крупный мужчина, чрезвычайно заинтересовался закуской. Отведав говяжьего языка, закусив прозрачную, рубиновую наливку свекольным салатом, он уставил на Ксению темные с поволокой очи.

– Чья это девушка? Ваша дочь? – спросил он.

– Да это ж подружка нашей Клавдии. Вместе учатся в Институте философии, литературы и истории имени Чернышевского. Гуманитарии. – Отец Клавдии, мастер кирпичного завода, говорил торопливо. Белоусый, кряжистый старик с нарочитым подобострастием наполнял быстро пустеющую тарелку нового гостя.

Второй гость – неприметная, молчаливая и пронырливая с виду личность, закусив на скорую руку, без лишних церемоний обежал всю квартиру Наметовых. Он осмотрелся, цепляясь острым взглядом за каждое лицо. Он обследовал каждый предмет. Он прислушивался пока наконец не остановился возле Веры Кириленко и та не положила руки ему на плечи. Они закружились в фокстроте. Легкий подол шелкового платья, подобно виноградной лозе, обвил, яловые, до блеска начищенные голенища.

Клавдия со вздохом облегчения опустилась на соседний стул. Ксения наклонилась к самому уху подруги. Чувствуя напряжение Клавдии, старалась говорить как можно тише.

– Кто это?

– Клепчук и Леонтьев, – едва слышно отвечала та. – Он ну…

– Что?

– Один – майор, другой – старший майор госбезопасности, – пояснила Клавдия.