– Простите, что заставил вас беспокоиться о том, хороша ли ваша прислуга. Не наказывайте девушку за зря. Виной всему моя вспыльчивая натура. Я накричал на девушку, когда она переставила чернильницу на столе во время уборки. Наказывать ее за такую мелочь было бы слишком строгим, –объяснил Эрнест. Анна Федоровна очень удивилась этому известию.

– Скажите мне, с чего вы просите за Татьяну?

– Она не виновата, а невиновный не судим.

Хозяйка на пару минут погрузилась в раздумья, господин Де Бриз терпеливо ждал.

– Знаете, по своему обыкновению я не отменяю наказаний, но коль этого желает гость, да еще сын лучшего друга моего мужа, то слово гостя является законом.

– Я поистине вам благодарен, Анна Федоровна, – сказал Эрнест и, поцеловав руку госпожи, удалился восвояси.

К обеду Татьяна уже убиралась в комнате господина Де Бриза. Эрнест отлучился по делам отца и, вернувшись, был рад встретить Таню. Служанка поклонилась Эрнесту, на что юноша ответил, поцеловав ей руку. Таня смутилась, не привыкшая к такому обращению.

– Чем же я заслужила вашу милость и ваше почтение, господин Де Бриз?

– Вы приходитесь Екатерине лучшей подругой, чему я искренне рад, ведь вы безгранично ей преданны. Прошу, скажите, прочла ли она мое письмо?

– Прочла. Мне боязно за госпожу, она так побледнела, а ее глаза метают дикие огни. Она просила, чтобы я при встрече отдала вам это, – сказала Татьяна и дрожащей рукой передала конверт. По ее лицу Эрнест понял, что она не шуточно переживает за Катю.

– Спасибо, Танечка. Не могли бы вы меня оставить? – сказал Эрнест. Таня поклонилась и вышла. Как только дверь захлопнулась, Эрнест одним рывком разорвал конверт и достал письмо.

«Господин Де Бриз, ваше письмо… Прошу прощения, вы говорили, чтобы я называла вас Эрнестом.

Эрнест, ваше письмо прекрасно! Вы питаете ко мне столь возвышенные чувства! Жаль, я не умею писать таких прекрасных строк. Я не знаю, как описать мои чувства, любовь знакома мне только из книг. Я однажды нарушила законы, прочитав их. И нарушила вновь, влюбившись в вас.

Я не знаю, что такое любовь, я не знаю, на что должно походить это чувство. Но я теряю всякий рассудок рядом с вами, меня поразила странная неведомая болезнь. Сначала мне показалось, что вы насмехаетесь надо мной, заметив мои чувства. А теперь я рискую, надеясь получить ваш ответ. Зачем вы приехали? Зачем вы стали терзать меня? Я потеряла всякий сон! Закрывая глаза, я вижу ваши черты. Смотрю в окно в надежде увидеть ваш силуэт среди деревьев сада. Прошу, если вы смеетесь над моими чувствами, то лучше убейте, чем сообщите всем о моем стыде и позоре! Но если все, что вы писали, правдиво, научите меня любить!

Страдающая душа Екатерины Владимировны Строгальской»

Эрнест перечитал письмо несколько раз, чтобы убедиться, что это всезж не сон. Она любила его! Она ответила ему взаимностью! Юноша хотел сжечь письмо, но, обладая слабой памятью, спрятал его в свою дорожную сумку. Чтобы вновь и вновь возвращаться к заветным строкам. Катерина дала ему надежду, и эта надежда была настолько сильна, что сделала Эрнеста самым счастливым человеком в мире.

Под тенью сада

Три дня Катя ждала ответа, три долгих дня были для нее пыткой. Татьяна успокаивала девушку, но Катенька была безутешна. Она не плакала, но часами смотрела в стену пустым стеклянным взглядом. На четвертый день Татьяна вошла в комнату Екатерины беспокойней, чем обычно. Катя сразу же все поняла и протянула руку за письмом. Служанка достала конверт и дрожащей рукой отдала. Девушка не спеша открыла конверт. Письмо было коротким:

«Ах, сладкий сон, любовь моя!

От чувств мне этих не проснуться.

Как жизнь моя без вас пуста,

Страстно мечтаю вас коснуться.

Прошу свиданья у беседки,

К обедне жду, любовь моя!

Часы, минуты словно в клетке

Без вас в страданиях душа»

– Сударыня, он просит встречи! – восхищенно возгласила Татьяна. Катюша перечитала письмо несколько раз, чтобы поверить написанному.

– Что же мне делать, Таня? – воскликнула девушка. Танечка присела рядом с ней и неспеша произнесла:

– Опасно видеться с ним, госпожа, запретно это. Что будет, если вас увидят…

– Но Танюша, не могу я без него! Хоть на три замка запри меня, заточи в башню – все равно я приду к нему. А если не приду, то наложу на себя руки!

– Типун вам на язык, госпожа! Что за страшные мысли вам приходят в голову, отравляют рассудок? – горячо зашептала служанка. Катя недолго думала над ответом:

– Ты права, отравлены мои мысли, и яд этот – любовь… Иди. Скажи, что я приду.

– Но госпожа… – попыталась возразить служанка.

– Иди, – повторила Екатерина. Таня нехотя поклонилась и вышла. А Катенька в растерянности села на край кровати, сжимая в руках листок.

Настал час свиданья. Екатерина Владимировна заламывала руки, кусала губы, боясь подойти к двери и выйти в сад. Из своего окна она увидела, как господин Де Бриз рассеяно смотрит по сторонам. Катенька сделала глубокий вдох и, повернув ручку двери, перешагнула порог.

– Екатерина, – прошептал Эрнест и порывисто поцеловал девушке руку. Катя смутилась: он с таким трепетом произнес ее имя, будто склонился перед иконой святой.

– Я получила ваше письмо.

– Катенька, вы не представляете, как я боялся, что вы не придете сегодня! Клянусь, моя любовь к вам настолько сильна, что, относись вы ко мне с холодом, то я бы расстался с жизнью!

– Не клянитесь. А если любовь вам лишь кажется? Нарушив клятву, вы возьмете на душу тяжкий грех, – произнесла Катя, боясь поверить его словам.

– Вы – земной ангел. Своею добротой и любовью уже очистили меня от греха. Разве будет возвышенная любовь к вам грешным деянием? – спросил Эрнест. Катя не знала, что ответить. Эрнест стал перед ней на колени и протянул девушке кремовую розу:

– Этот цветок такой же непорочный и нежный как вы. Прошу, примите его как дань вашей внешней и душевной красоте!

– Благодарю вас, – тихо прошептала Катенька, осторожно взяв в руки розу. Она держала ее так, будто бы цветок был хрупким хрустальным графином, – Прошу, встаньте с колен, вас увидят!

– Так это правда? Любовь в вашем городе запретна?

– Да, и постигнет меня кара небесная, ведь нарушаю я этот закон, – сквозь слезы произнесла Катенька, осторожно вытерев влагу краешком платка. Юноша взял ее руки в свои:

– Люди должны любить, это право