Прижав трубку к уху, я начала обшаривать карманы зимней куртки. Наверняка что-нибудь завалялось.

– И тем не менее можно я приеду?

– Нельзя, – ответила я, переходя на плащ. И снова нажала «отбой».

Из джинсов удалось выудить два рубля. Вот и весь улов. А жрать захотелось так, что даже кишки скрутило.

Я набрала Дениса.

– Ничего не хочу слушать! – сказал он.

– Займи две тысячи.

– Я деньги, между прочим, не копаю.

– Я отдам.

– Как это ты отдашь, интересно, если тебя уволили?

– Ну дай, я умираю от голода.

– Да нет у меня денег, – расстроенно сказал Денис. – Зарплата только через два дня. Хочешь, Стасу позвоню, он тебя накормит?

– Хочу.

Через пять минут я вышла к причалу.

Шумел водопад у плотины, крякали утки. На террасе, сооруженной из досок, ящиков с туями и деревянных перекладин, развевались белые полотняные занавески. Раскачивались кокосовые кашпо с хвостами петуний. Ветерок с Десны весело трепал прокатные лодки и катамараны.

Я огляделась. Мир изменился. Пока я валялась на грязных простынях, лето сильно сдвинулось вправо. Листья потускнели, на конских каштанах расцвели ржавые пятна.

Звуки приобрели гулкость. Они всегда остро реагируют на приближение осени.

Позвякивание ложечек, веселый звон кофейных чашек, всплески женского смеха – за всем этим тянулся шлейф эха. Я кашлянула – звук ушел к стене, затем вернулся, полным сил. Воздушные потоки словно сдурели. Теплые, ледяные, влажные и сухие слои нагородили причудливые лабиринты – лето заканчивается. То ли еще будет. В ясные морозные октябрьские утра я любила охотиться на эхо в самых неожиданных местах – посреди Ботаковского поля в километре от Троицка или на обочине ночного Ленинского проспекта…

Я посмотрела на экран мобильного: да, наступил август. Итого, визит упыря обошелся мне в двадцать дней, проведенных на дне самого черного из водоемов.

Зато июль прошел.

Из ресторана на летнюю террасу выбежал Стас с подносом. Увидев меня, он заговорщицки подмигнул и показал глазами на служебный столик за клеткой с лебедями. Там меня ждала половинка пиццы, тарелка плова и стакан лимонада.

Я села за стол, откинулась на спинку стула, подставила лицо солнцу. Как жить дальше? Из кружка уволили, это как пить дать. Где брать деньги? Что, блин, кушать? Вот эти объедки?

Мимо меня проковылял индюк. Он распушил хвост и тряс своей соплей на носу. Гордый такой.

Я вытянула ногу и дала ему хороший пинок…

К своему бараку я вернулась через полчаса. Возле подъезда стояла Ламборджини, на турнике подтягивался Демичев. Здоровый, лощеный, в костюме и галстуке.

– Добрый день, – крикнул он, не прекращая подтягиваться. Даже дыхание не сбилось, мощный чувак.

Я обошла его машину, зашла на площадку, села на лавочку, достала из кармана пластинку жевательной резинки.

– Сорок, сорок один, сорок два… – считал он вслух.

– Как вы так быстро приехали?

– А я был у Фоменко. Он ведь живет рядом с вами. В «Подмосковных вечерах»… Фу-у-у.

Он приземлился, поправил галстук, подошел ко мне.

– Короче, у нас тут возникла идейка. Может, поработаете на нас?

Я меланхолично выдула пузырь.

– Алексей Григорьевич хочет, чтобы вы нам помогли. Он очень впечатлен вашей биографией. Как жаль, что мы не знали о ваших способностях полтора года назад.

Пузырь лопнул.

– Знаете, мы ведь уже совсем отчаялись, и вдруг узнали, что смерть Арцыбашева была инсценировкой. Мы подумали, что теперь дело сдвинется с мертвой точки… Потом узнали про вас, как-то все завертелось. И вот прошло два месяца – и ничего… Может, у вас будет новый взгляд на все это? Наш взгляд точно замыленный. Мы за эти полтора года уже перестали отличать важное от неважного. Я вот даже аванс привез. Сто тысяч рублей.

Он залез в карман и протянул деньги – новенькие остро пахнущие пятитысячные купюры. Мне так захотелось их взять, что даже зачесались ладони.

– Ну что вы как ребенок? – сказал он. – Почему не хотите-то? Обиделись? Простите его, у него дочь пропала.

Я пожала плечами.

– Почему не хотите, Света?

– Потому что она не в секте. Искать там – бессмысленно.

– Я тоже так считаю. И я не прошу вас искать в секте. Я прошу вас просто искать…

Из подъезда вышел Тигран. Довольный, он осмотрел двор, привыкая к солнечному свету. И тут увидел Ламборджини. Рот его трогательно приоткрылся.

Я отвернулась, посмотрела на небо.

– Света, вы же разумный человек, – сказал Демичев. – Алексей Григорьевич сказал, что заплатит десять тысяч долларов за каждый факт, который сочтет важным. И двести тысяч долларов, если вы ее найдете.

Жевательная резинка вдруг показалась мне безвкусной. Я вынула ее изо рта. Ломаясь дальше, я становилась смешной даже для себя самой.

– Напомните, пожалуйста, где вы нашли мой телефон.

– Через месяц после ее исчезновения мы обнаружили ее машину. Она стояла на бесплатной стоянке в Солнцево. Он был в бардачке.

– Кажется, записан на бумажку…

– Не совсем.

Левой рукой он достал из внутреннего кармана небольшой листок, упакованный в пластик. Его я взяла.

Я увидела номер своего мобильного и ниже слово «Света». У листка была шапка: «Салон «Одаликс». Красота как искусство» и два желтых квадрата сбоку. Я вдруг поняла, что уже видела этот знак.

– Так это листок из фирменного блокнота? – произнесла я. – Полиция мне этого не говорила.

– Ну… Они ведь не знали, кто вы и как связаны с ее исчезновением. Они осторожничали.

– Больше осторожничать не надо?

– Да что ж теперь, – вздохнул он. – Полтора года прошло. Какая уж теперь осторожность…

– И что такое «Одаликс»?

– Салон красоты. Но не возлагайте на этот факт особых надежд. Мы разговаривали с ними несколько раз. Ни вы, ни Галя там никогда не были.

– Я не была, это точно…

Затем я помолчала, глядя на свое отражение в окнах Ламборджини.

И сказала.

– Давайте деньги. Я попробую.

Глава 5

Салон «Одаликс» оказался в Сокольниках, во дворах, почти в такой же заднице, что и мой барак. Даже, пожалуй, поконцептуальнее: он занимал угол туберкулезной клиники.

Внутри салон больше напоминал склад – какие-то коробки, пустые стенды, парикмахерские кресла, обернутые пластиком. И лишь в глубине – пара зеркал, в которых отражались скучающие мастера в черных фартуках с желтыми квадратами.

– Господи! – сказала администраторша за стойкой. – Да полтора года назад нас тут всех чуть не поубивали. Понаехали мордовороты, стали предъявлять этот несчастный листок…

Администраторше было лет пятьдесят. Красивая, увядающая женщина, увешанная золотом. Слишком шикарная для этого задрипанного места.

Я огляделась. Одна стойка представляла различные средства для укладки. Все банки были с желтыми квадратами. Такие же