– Дори, ты слышала, мы спешим! У нас время назначено. Нам нельзя опаздывать…

Всё это не имело для меня никакого значения, потому что я собака!

– Гав-гав-гав, гав… гав… гав… гав, гав, гав, – сказала я, что означало: «Нет, спасибо. Я останусь дома и буду жевать носки».

Только на улице маме наконец удалось просунуть мою голову в ворот платья.

Я плакала и билась в истерике, а прохожие смотрели на нас.

Тьфу, ненавижу это дурацкое платье. Ррррр.

Я планировала превратиться обратно в девочку, когда мы дойдём до врача. Но обнаружила, что перестать быть собакой совершенно невозможно. Я застряла в собачьем состоянии и ничего не могла с этим поделать. Всё случилось само собой.

Врач оказалась очень милой и улыбчивой. Она задавала мне уйму всяких вопросов.

– Сколько тебе лет, Дори?

– Гав, гав! – отвечала я.

– В какой класс ты пойдёшь?

– Гав!

– Дори, отвечай на вопросы доктору, – смущённо сказала мама.

– Я вижу, тебе нравится быть собачкой. Очень симпатичная получилась из тебя собачка, – сказала доктор. – А что ты ещё любишь делать?

– Гав, гав, гав.

– Простите, у Дори сильно развитое воображение, – сказала мама. – Даже чересчур.

– Прекрасно! – сказала доктор и погладила меня, а мне захотелось её лизнуть.

Мама шепнула:

– Верни язык в рот.

Доктор послушала моё сердце, заглянула в уши, измерила давление и температуру и постучала по коленкам, так что ноги подпрыгнули, а я всё это время была послушным щенком.

Потом врач сказала, что хочет проверить зрение. Она попросила меня прикрыть один глаз, смотреть на таблицу и называть буквы, которые она показывает. Она показала на «Ш».

– Гав, – сказала я.

Мама зашептала:

– Дори, если ты не назовёшь буквы, она подумает, что ты их не видишь, и пропишет очки. Ты должна заговорить.

Я представила себя в очках, вышло миленько.

– Какая это буква? – Врач указала на «Н».

– Гав.

Мама сказала:

– Простите. Я знаю, что Дори хорошо видит. Может, отложим проверку на другой раз?

– Хорошо, – сказала врач. – Не страшно. Нам осталось только одно небольшое дельце.

И вот, когда я меньше всего ожидала, когда она должна была только сказать, до чего же я здоровенький щенок… Она достала шприц. Я попыталась вырваться, но не успела. ООООЙЙЙЙЙ! Я взвизгнула и заплакала.

Потом врач протянула мне корзинку с леденцами.

– Можешь выбрать себе один леденец на сейчас и один на потом, – улыбнулась она.

Слёзы мои горючие втянулись обратно в глаза при виде этой корзинки. Я выбрала жёлтый на сейчас и, когда она меньше всего ожидала, ткнула ей палочкой от леденца прямо в ногу!!!

– Ой! – сказала доктор.

– Вот вам тоже укол, – сказала я.

– А-а, так ты умеешь говорить, – сказала она с улыбкой.

Тогда я сделала злое собачье лицо и зарычала на неё: «Гррр», показав клыки.

Когда уходили, мама сунула мой жёлтый леденец к себе в сумку, где, я знала, он пропадёт на веки вечные. Я быстро обулась. Маме даже просить не пришлось, потому что по её дыханию я поняла, что должна это сделать.

На обратном пути мы забрали Люка с Виолеттой возле дома их друга. Я тихонько поскуливала, так чтобы Люк видел, а мама нет. Я поджала руки, чтобы они были похожи на лапки.

Но мама услышала.

– Дори, всё! С меня довольно! Сегодня больше никаких собак! – резко сказала она.

Я надулась. И несколько минут в машине было тихо. Потом я прошептала:

– Кто хочет услышать, как громко я могу жужжать?

Когда вернулись домой от врача, у меня начались проблемы. Мама велела мне отправляться в свою комнату и взять тайм-аут.

Я сказала:

– Можешь просто оставить мне миску с едой у двери, гав!

Тут мама так рассердилась, что больно схватила меня за лапу и поволокла наверх.

– Иди нормально! – сказала она.

– Я нормально! – крикнула я.

– На двух ногах!!! – крикнула мама.

Когда я осталась одна, мне вдруг расхотелось быть собакой. У собак слишком много проблем. Я показала Мэри пластырь на руке. Ей стало меня так жалко!

Облачившись снова в ночнушку, я чуток приоткрыла дверь. В кухне домашние говорили обо мне.