вероятно, могли бы провести его первым, поскольку он несколько увеличил бы прессинг в отношении Китая. Но потом, когда Россия сыграла свою игру, мы ускорили подготовку китайского саммита. И к тому времени, когда Добрынин пришел с визитом ко мне, когда я находился с Никсоном в Сан-Клементе, а это было примерно в середине августа, он предложил провести встречу на высшем уровне, говорил о необходимости встреч и о необходимости моей поездки. Вот так фактически открытие Китаю способствовало открытию Москве, и наоборот.

Фактически берлинские переговоры и переговоры о контроле над вооружениями тоже ускорились именно тогда же.

Одним из наших активов было то, что с русскими было много переговоров, которые находились в подвешенном состоянии. В их числе переговоры о контроле над вооружениями. Еще одни велись относительно берлинского урегулирования. Переговоры о контроле над вооружениями были такой сложности, которая была описана (виконтом) Пальмерстоном, бывшим (в середине XIX века) британским премьер-министром, по поводу одной европейской проблемы, названной шлезвиг-гольштейнским вопросом. Он говорил, что только три человека понимали его. Один уже умер. Второй в сумасшедшем доме. А он сам был третьим, но уже забыл, в чем там дело.

А тогда произошло то же самое с вопросом о Берлине. Одним из наших козырей было то, что Россия заключила соглашение с Федеративной Республикой Германией, которое некоторым образом признавало Восточную Германию, но не могло быть ратифицировано в Германии до тех пор, пока не будет подписано берлинское соглашение, которое гарантировало бы доступ в Берлин. А это уже было вопросом четырех держав. С германской стороны советником (Вилли) Брандта был Эгон Бар, который занимался делами России в аппарате канцлера.

Бар и я встретились и установили систему, в соответствии с которой он и Белый дом как бы продвигались вперед на несколько шагов, а затем мы ставили весь процесс обратно в рамки более представительного форума. Так был дан толчок сложным переговорам. Проходили трехсторонние переговоры, с участием немецкого канцлера, Никсона и (Леонида) Брежнева, за ними следовали переговоры группы четырех держав, в которую входили четыре оккупационные державы и Россия[1].

Тот факт, что у нас было вето в отношении берлинских переговоров, давал нам рычаг воздействия в связи с чем-либо, что было необходимо Советам. Таким образом, когда Никсон активизировал военные операции в ответ на вьетнамское наступление, за две недели до московского саммита в мае 1972 года Советам пришлось хорошенько подумать о том, что делать, чтобы не ставить под угрозу это сложное построение.

Итак, было два ограничителя в отношении Советского Союза: одним были проходившие берлинские переговоры, а вторым был тот факт, что мы проводили встречу в верхах с Китаем. Никсон был в состоянии подвергнуть блокаде Вьетнам и возобновить бомбардировки за две недели до встречи в верхах в Москве. А к концу лета мы добились урегулирования с Советами: соглашение по ОСВ на встрече в верхах и Берлинское соглашение. Вскоре после этого мы получили от вьетнамцев предложение, ставшее прорывом во вьетнамских переговорах.

Вернемся к теме государственного управления. То, что вы только что описали, как мне представляется, вызывает в памяти два других элемента. Один – представляет собой стратегию, как части пазла складываются в картинку. Не просто тактика, а взаимозависимая цепочка: то, что вы делаете в одной сфере, влияет на другую и ведет к более крупным целям. И второй – фактор смелости. Потому что, когда Никсон решил для себя вопрос о саммите с русскими, большинство его советников сказали: «Если вы бомбите Ханой и минируете Хайфон, вы потерпите крах на встрече в верхах и на всех этих соглашениях по контролю над вооружениями и Берлину». И он был вынужден фактически сказать, что «я не собираюсь отправляться в Москву, когда наши войска и южные вьетнамцы попадают под удары советского оружия и не предпринимают ничего в связи с этим». Итак, как мне представляется, то, что вы только что описали, как бы облекает в плоть некоторые из этих качеств государственного деятеля.

Да. Но главная вещь заключается в понимании того, что Никсон и я не просто сидели в своих кабинетах и делали все эти вещи. Шел живой бюрократический процесс. Мы проводили бесконечные встречи, на которых обсуждались все непредвиденные обстоятельства. Мы считали, что знаем, куда движемся. И если нам преграждала путь бюрократия, тогда мы следовали суждению Никсона. Мы не позволяли бюрократии мешать нам в достижении нашей цели. Это важный урок.

Да, потому что общее мнение таково, что бюрократии был полностью перекрыт кислород.

Вы не должны делать из этого вывод, что все, что нужно президенту, так это просто сидеть в своем кабинете и думать о чем-то важном. Те выводы были результатом широких дискуссий и внимательного анализа. Разница была в том, что, если Никсона загнать в тупик из-за бюрократических проволочек, он преодолеет препоны. И его принцип работы был таков: вы платите ту же цену за что-то сделанное наполовину, как если бы вы сделали что-то целиком и полностью. Так что если вы делаете что-либо, то лучше всего делать это целиком и полностью. У вас на самом деле нет выбора с тем, чтобы что-то делать наполовину.

Глава вторая

Подготовка благоприятной обстановки

Каждый новый советник по национальной безопасности имеет дело с двумя основными факторами – окружение, которое наследует его администрация, и президент, которому он служит. В то время как Киссинджер сталкивался с трудностями в стране и за ее пределами, он имел мощную поддержку в Белом доме.

Немногие периоды в современной американской истории были такими неспокойными, как конец 1960-х годов.

Дома страну раздирали страдания и гнев, раскол и отчаяние из-за мучительной войны, беспорядков и трех убийств. За рубежом авторитет Америки пал из-за всепоглощающего конфликта и экспансионизма Советского Союза. Когда профессор из Гарвардского университета Киссинджер был задействован Никсоном в качестве его советника по национальной безопасности, он был уже одним из ведущих американских историков и специалистом в области национальной безопасности. Новоизбранный президент Никсон сосредоточился на внешней политике, еще будучи как конгресменом, так и сенатором, а особенно когда он был вице-президентом. Никсон дополнил имеющиеся качества у Киссинджера и его сильные стороны, он обладал схожими стратегическими инстинктами, принимал смелые решения и поддерживал его тактические ходы.

Они оба договорились о разделении труда, и система СНБ была приспособлена к стилю работы президента. Они начали с жесткой, амбициозной внешнеполитической повестки дня.

* * *

Д-р Киссинджер, когда президент Никсон 20 января 1969 года принимал присягу,