— Если он покажет их вам…

В голосе Джулии слышалась мольба.

— Я скажу, что вижу их впервые. Не волнуйтесь.

Возникла пауза. Они посмотрели друг на друга. Ломакс внезапно осознал, что говорит с Джулией тем же успокаивающим тоном, каким обычно беседовал с собственной дочерью. Казалось, ему удалось убедить ее. Джулия успокоилась, губы разжались.

— Все будет хорошо, — произнес он.

Волосы Джулии падали на скулы, подчеркивая их. Она изучающе посмотрела на него, затем, кажется, расслабилась, словно Ломакс сумел пройти некое испытание, после которого она может доверять ему. Джулия потянулась, чтобы убрать упавшие цветы, а Ломакс направился к своему компьютеру.

Несколько минут Ломакс невидящим взглядом смотрел на экран, пытаясь прочесть колонку цифр, однако никак не мог сосредоточиться. Внезапно он вспомнил, что забыл свой кофе в кабинете Берлинза.

Ломакс напечатал несколько страниц и отнес их в свою комнату, словно зверь, прячущий кусок мяса в тихий уголок. Затем приготовил свежий кофе и устроился около стола напротив окна. Ему больше нравилось работать здесь, чем в лаборатории. Тут можно было открыть окно и вдыхать запахи гор.

В свете ранних сумерек Ломакс листал старый экземпляр «Астрофизического обозрения», вспоминая то возбуждение, то предвкушение, с каким всегда, с самого детства, ждал окончания дня. Иногда он вновь чувствовал нечто подобное, но только иногда. Теперь Ломакс просто выглядывал наружу, дабы убедиться, что условия для наблюдений благоприятны.

Где-то захлопали двери, послышались быстрые шаги и голоса — в этот час все спешили на ужин в кафетерий, — затем все снова стихло.

Ломакс нашел статью, которую искал, и тоже направился в кафетерий. Коллеги завершали ужин, но никто не спешил на работу. Он заметил Джулию в центре компании, расположившейся неподалеку. Когда Ломакс вошел, она коротко взглянула на него.

Ломакс выбрал еду и занял оборонительную позицию в углу комнаты с «Астрофизическим обозрением» в руках. За едой он читал журнал. К нему подошел Добермен с большой тарелкой какого-то трясущегося детского десерта.

— Уже прочли теорию Прума о поглощении углекислого газа?

Он наклонился над Ломаксом и заглянул в журнал.

— Нет. Это старый номер, — ответил Ломакс.

Добермен вернулся к столу, где сидела Джулия. Ломакс попытался продолжить чтение. Трудно сосредоточиться, когда за спиной то и дело раздаются взрывы смеха.

— Итак, ты уже поиграл с ней на компьютере, — защекотал ухо Ломакса шепот Ким.

От ее дыхания зачесалась шея. Он поднял голову с невинным видом человека, поглощенного работой.

— С кем? — спросил Ломакс рассеянно.

Он заметил, что Ким тоже несла тарелку с желе.

— Не притворяйся. После обеда она заставила тебя прочитать то, что напечатала, в кабинете Берлинза. Что это было? Любовные письма?

— Ким!

— Отрицать бесполезно. Макмэхон тебя видел.

Этот Макмэхон просто великолепен. Должно быть, утыкал скрытыми камерами всю обсерваторию.

— Она всего лишь попросила меня прочитать то, что напечатала для Берлинза, понятно?

— Господи, Ломакс, наверное, ты ей нравишься. Ну и как ощущения? Сознания не терял?

— Нет, зато проколол степлером палец.

— Вот балда. Покажи-ка мне.

Ким перестала есть, чтобы изучить следы степлера. Она подняла его палец к губам и запечатлела на нем смачный поцелуй с ароматом желе.

— Да перестань же, ради всего святого!

К своему неудовольствию, Ломакс неожиданно оказался в поле зрения Джулии.

— Да брось, я загораживаю ей вид. Ты же знаешь, я могла бы загородить собой весь Канзас.

Ломакс надеялся, что Ким не имеет в виду свои габариты. Он так и не понял, прозвучала ли в ее тоне горечь.

— Итак, что за подозрительные бумаги ты читал для нее? Якобы…

Ломакс безнадежно пожал плечами:

— Да просто записки. Некоторые идеи.

Он попытался придать голосу безразличие, но без особого успеха. Ким перестала жевать и посмотрела на него с умным видом:

— Да? И какие же идеи?

Ломакс задумался.

— Я как раз размышляю над этим.

К его удивлению, Ким сменила тему разговора:

— Угадай, сколько свиданий ей назначено?

— Кому?

— Ты знаешь. Угадай — сколько?

Однако Ломакс действительно не понимал.

— Три! Одно деловое — с Берлинзом, одно личное — на конце Доберменова поводка и, наконец, эксклюзивное — с принцем Чарлзом.

Ломакс посмотрел на стол, где сидела Джулия. Рядом с ней расположился англичанин, высокий и рыжеволосый, он рассказывал что-то смешное. Англичанин говорил громко, улыбающиеся слушатели склонились к нему.

— Кроме того, сегодня ночью Добермен собирается сводить ее к телескопу.

Ломакс заметил, что Джулия всего лишь вежливо улыбается, в то время как прочие надрывались от хохота.

— Хочешь узнать о ней кое-что интересное? Хотя, может быть, я не должна говорить тебе… Нет, точно не должна.

Ломаксу страшно хотелось узнать, что имеет в виду Ким. С нечеловеческим усилием воли он промолвил:

— Ну и ладно.

— Молодец, просто молодец. Но я же вижу, что ты хочешь знать.

Ломакс надеялся, что на лице его не отражается никаких чувств.

— Макмэхон рассказал мне… — Ким замолчала, ее глаза заблестели. — Ты просто должен знать.

Она права, и Ломакс уже готов был спросить, что именно сообщил ей Макмэхон, как заметил приближение очередной порции желе — на сей раз в руках Йоргена.

Йорген присел.

— Итак, произошла ошибка телескопа. Теперь все уже понимают это.

Йорген редко сам начинал разговор. Ломаксу всегда казалось, что он продолжает уже начатую беседу. Голос шведа звучал уныло.

— Очень плохо, — произнес Ломакс.

Ему хотелось, чтобы Йорген доел свой ужин где-нибудь в другом месте, а Ким тем временем, несмотря на его протесты, выложила бы Ломаксу всю правду о Джулии. Однако при появлении Йоргена Ким куда-то ускользнула.

— Очень жаль. А ведь у меня появились некоторые интересные идеи, объясняющие это красное смещение. — Йорген грустно посмотрел на желе. — Вы тоже, конечно, не хотите выслушать мою теорию?

В голосе шведа звучали жалобные нотки. Он уже пытался изложить теорию всем в кафетерии, но никто из ученых не пожелал его слушать.

— Валяйте, — сказал Ломакс.

Кроме всего прочего, надо было чем-то себя занять. После того как стало ясно, что дело в ошибке компьютера, работу все равно остановят.