В открытую дверь автобуса ветром задувало снег. Вместе с ним извне донесся тоскливый хоровой стон: очевидно, японцы обнаружили, что долгожданную спасательную экспедицию единолично представляет Ларри на своем боевом «газоне».

Переступив через постанывающего Сэма, на черном кашемировом пальто которого отчетливо отпечатался след маломерного самурайского сапога, я вышла из автобуса. Белая завеса немного поредела, но Ларика, проторчавшего под открытым небом пару минут, уже изрядно припорошило снежком. В окружении японцев, среди которых не было ни одного выше ста шестидесяти сантиметров, он смотрелся как Белоснежка в хороводе с гномами. Сходство со сказочными существами усугубляли развевающиеся красные занавески, которые изобретательные и практичные японцы в борьбе с переохлаждением сняли с окон «Икаруса» и использовали как плащи и накидки.

– Многовато их, – с сожалением пробормотала я, имея в виду не занавески, конечно, а самих японцев.

В команде гномов был явный перебор. Ларика, однако, это не смутило.

– Ну что, Танюха, начнем прорыв блокады? – весело крикнул он мне через головы самураев. – Ребята мелкие, загрузим по шесть штук за раз, в два приема я всех вывезу.

– Там еще трое наших, – я кивнула в сторону «Икаруса». – Они крупнее японцев.

– Тогда в три приема, – не затруднился с решением Ларри. – Как будем комплектовать группы? По национальному признаку или вразнобой?

Подумав немного, я решила, что правильная пропорция будет такая: один наш на четырех японцев.

– Нормальная квота, – согласился Ларик и тут же начал утрамбовывать на заднее сиденье эвакуационного «газика» первую четверку самураев.

С учетом того, что Ларри должен был оставить их на произвол судьбы в первом же доступном населенном пункте, я сочла правильным дать в сопровождение иностранцам кого-нибудь русскоязычного. Быстро оживить Тверского-Хацумото не получилось, поэтому мы с Лариком выволокли его на свежий воздух и оставили протрезвляться в сугробе, а на переднее сиденье «газона» пристроили вялого Сэма.

– Откроем парню окошко, авось ветерок его взбодрит, – сказал неунывающий Ларри, обегая машину, чтобы сесть за руль.

Я уже знала, что его манера вождения взбодрит (если только не убьет!) кого угодно, и благосклонным кивком дала старт пыхтящему «газону». Машина рванула с места в карьер с резвостью, впечатлившей оставшихся японцев. Они встревоженно загомонили, часто цокая языками, и я слегка отстраненно подумала, что сформировать вторую четверку любителей экстремального катания будет, наверное, непросто. На добровольных началах, я имею в виду. Однако волноваться об этом стоило только в том случае, если лихой гонщик Ларик благополучно вернется из первого рейса.

Он вернулся, и довольно быстро, где-то через час. К этому времени Гавриил Тверской– Хацумото по собственному почину и без посторонней помощи перешел из лежачего положения в сидячее, но все еще был безмолвен и не реагировал на внешние раздражители. Он высился в сугробе, как снежная статуя Будды, и скучающие в ожидании дальнейшего развития событий японцы взирали на него с подобающим почтением.

– Со стороны города на дорогу пустили бульдозеры! Часиков через пять-шесть, если снова не заснежит, колонна сможет тронуться, – отрапортовал Ларик. – Я высадил ребят у автопоезда дорожников, оттуда они уже как-нибудь доберутся. Ну, кто следующий?

Вопреки моим опасениям, японцы с готовностью полезли в «газон». Им так сильно хотелось уехать, что нам удалось запихнуть на задний диванчик аж пять пассажиров. Впереди с деятельной помощью Ларика воссел Тверской– Хацумото. Переводчик уже мог шевелить конечностями и вращать головой, однако при взгляде на него сами собой вспоминались слова-исключения: стеклянный, оловянный, деревянный.

Отважный герой триала умчался в ночь, прочь, а мы с оставшимися на моем попечении иностранцами в количестве трех человек вернулись в автобус. Славик по-прежнему гипнотизировал экранчик мобильника, который уже не светился – видимо, намертво разрядился. Японцы все вместе, как синички на ветке, уселись на заднее сиденье, а я собрала невостребованные занавески и с их помощью свила себе более или менее уютное гнездо в пустующей кабинке водителя.

Сквозь просторное лобовое стекло открывался великолепный вид на полупетлю дороги, величественные горные склоны и скалистый обрыв. Все вместе выглядело очень красиво и столь же пугающе. По мере того как время шло, а Ларик все не появлялся, страх в моей душе рос и вытеснял чувство прекрасного. К тому моменту, когда половецкая пляска редких снежинок вновь превратилась в хаотичную дискотечную круговерть, я окончательно пала духом. Рассеянное сияние фар автомобиля, медленно ползущего сквозь метель, показалось мне спасительным светом в конце туннеля. Путаясь в занавесках, я выскочила из автобуса и порывисто бросилась на шею усталому Ларику.

– Дорогу совсем завалило, на Краснодар даже мне не пройти! – сообщил старый друг, резким движением стряхнув с себя снег и меня заодно. – Я на развилке ушел вправо и сбросил вторую группу в Джубге. Твои парни сидят в буфете на автовокзале, тамошние девочки дали им кофе.

Я быстренько припомнила местную географию. Джубга – маленький поселок, вблизи которого автотрасса скатывается с гор и выходит к морю. От Джубги километров двадцать дорога вьется по побережью, а затем вновь поднимается в горы. В принципе от Джубги можно добраться до Туапсе, где есть железнодорожная станция, там сесть на поезд и уже на нем уехать в Краснодар… Крюк, конечно, добрый, и затраты немалые, но денег мне хватит, у меня с собой почти двадцать тысяч – обеспокоенные коллеги не скупясь скинулись на благое дело.

– Живо все в машину, – озабоченно скомандовал Ларик, оборвав мои думы. – Снеговерть такая, что можем увязнуть на полпути до развилки. Едем в Джубгу, другого варианта нет.

Сообразив, что каждая секунда промедления уменьшает наши шансы, я подняла придремавших в «Икарусе» японцев истошным криком: «Геть, геть, живо, пошли!» – и выгнала их из автобуса, как гусей. Чтобы пробудить Славика, пришлось его нещадно трясти.

– Т-т-т-ты к-к-кто? – стуча зубами, спросил бородач, когда мне удалось привести его в чувство.

– Слава богу, очухался, Мертвый Царевич! – сердито выдохнула я. – Я уж думала, придется целовать!

– Не возражаю! – изрек Славик.

Он закрыл глаза, вытянул губы трубочкой и загодя издал долгий чмокающий звук.

– Я тя щас как поцелую! – люто вызверилась на блаженного моя Тяпа. – А ну, пошел отсюда! Ноги в руки и вперед, на погрузку в спасательный транспорт!

Бородач кротко моргнул, втянул нецелованные губы обратно и послушно затеялся совмещать верхние конечности с нижними. Не дождавшись завершения этого многотрудного процесса, я вывалилась из автобуса наружу и оттуда еще раз гавкнула:

– Славик, живо выходи, а не то останешься тут один, как полярник на зимовке!

– Я останусь! – эхом отозвался он из глубины темного салона.