Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, вы хотите сказать, что мы не можем работать по праздникам?
Дэвид, который не говорит, шепчет что-то на ухо Дэвиду, который говорит, и тот кивает.
– Нет, вы определенно можете, – отмечает он. – По правде говоря, мы были бы вам очень благодарны; мы просто не будем платить вам полуторную ставку, потому что это может вас стимулировать.
– Невероятно! – говорит Кэт Чанг.
Кэт – настоящая подстрекательница толпы, и на доли секунды кажется, что она вот-вот начнет мутить воду, но прежде, чем у нее появляется шанс, Дэвид, который не говорит, громко объявляет: «Это не обсуждается», – и мы все понимаем суровость ситуации, потому что, когда Дэвид, который не говорит, начинает говорить, ты понимаешь, что все по-настоящему серьезно.
Я возвращаюсь в магазин яиц. Сабрина, Та, что Продает, приветствует меня широкой улыбкой.
– Привет, здоровяк! Захотел еще раз взглянуть на свой шедевр?
Я не могу смотреть ей в глаза.
– Мне нужно его вернуть. Оно слишком дорогое.
Она смотрит на меня, как будто я говорю на другом языке.
– Его нельзя вернуть. На нем уже сделали гравировку.
– Хорошо, ладно, могу я хотя бы вернуть деньги за евнуха? Он нам не нужен. Мы просто поставим яйцо на стенд.
– Это было пожертвование Церкви Бога Вина. Нельзя его просто взять и забрать.
– Сабрина, вы должны мне помочь. Вы можете мне хоть чем-нибудь помочь?
Сабрина смотрит по сторонам, затем наклоняется ко мне и шепчет:
– Я могу дать вам 20 % скидку на следующую покупку.
Я взрываюсь:
– С чего мне захотеть покупать еще одно Яйцо Обета?!
Не зная, что еще делать, я бегу в Пророческую Рунную Компанию, лифт несет меня на последний этаж. Отец Дороти в своем кабинете, окна которого выходят на производственный цех, наблюдает за полировкой и благословением Пророческих Рун.
– Питер! Чем я могу помочь?
– Ну… я насчет свадьбы.
– М-м?
– Насчет денег.
– Хм.
Я начинаю бубнить:
– Бу-бу-бу Яйцо Обета бу-бу-бу не могу себе позволить.
Отец Дороти садится. Он выглядит огорченным.
– Яйцо Обета символизирует обет, который ты даешь моей дочери, – обет обеспечивать и защищать ее. Если я за него заплачу, что оно будет символизировать тогда?
– Я могу его отработать, – говорю я. – После смены в каменоломне позвольте мне приходить сюда поработать на полировке. Дороти даже не обязательно об этом знать.
Он глубоко вздыхает и смотрит на меня, как будто я салат, в котором он только что нашел дохлого жука и теперь пытается понять, имеет ли смысл звать официантку и отправлять меня обратно на кухню.
– Питер, я бы очень хотел, чтобы ты еще раз подумал насчет козлов.
Это меня ошарашивает, потому что к этому моменту я правда был уверен, что мы договорились насчет козлов.
– Что касается всех этих козлов… – начинаю я, но меня немедленно выбивает из колеи то, как странно начинать предложение с фразы «Что касается всех этих козлов». Это был неудачный выбор. Я думал, что у меня получится достойно закончить эту фразу. У меня не получилось достойно закончить ее.
– Послушай, – говорит он. – Я все понимаю. На нашей свадьбе мы тоже не хотели ничего усложнять, поэтому принесли в жертву всего двенадцать козлов. Но если не принести в жертву нисколько козлов, Каменный Бог рассердится, нашлет проклятие на ваш дом, и первенец родится статуей. Вот этого я просто не могу допустить.
– Сэр, – говорю я, и мне странно называть его сэром, потому что когда мы с Дороти объявили о помолвке, он крепко меня обнял и велел называть его Папой, но я знал, что в этот момент было бы еще страннее назвать его Папой. – Сэр, при всем уважении, это когда-нибудь случалось? Действительно ли были люди, которые не стали приносить в жертву козлов, и у них родилась статуя?
– Это случилось с Женой Кайла в двенадцатой главе, стихе восьмом Книги Кайла.
– Да, разумеется, естественно, это случилось в Книге Кайла, но я имею в виду, случалось ли такое с кем-нибудь, кого вы знаете, в вашей жизни?
Он долго затягивается сигарой, все время глядя мне прямо в глаза.
– Все, кого я знаю, – говорит он, – приносили жертву Каменному Богу.
Он достает ручку, которая, возможно, стоит больше, чем я получаю в год, и быстро пишет в чековой книжке.
– Вот что я тебе скажу, – говорит он. – Ты хочешь принести в жертву козлов, я заплачу за козлов – я заплачу за столько козлов, сколько ты хочешь, и я даже накину неплохие чаевые заклателю. Ты попросишь своего брата забить козлов и используешь деньги на что-нибудь еще, на что – твое дело…
– Я ценю это, но все, чего я прошу, это только…
– Это довольно разумное предложение, – говорит он.
Я киваю, чувствуя себя неловко из-за того, что попытался торговаться с человеком, который, по сути, руководит местным отделением Пророческой Рунной Компании.
– И я предпочитаю считать себя разумным человеком. Современным, утонченным, здравомыслящим человеком. Но моя дочь не выйдет замуж без жертвоприношения.
Я еду в дом Соргенфрея. Кенни открывает дверь в халате.
– Привет, брат.
– Мне нужно поговорить с Дороти.
– Оу-у, не получится, приятель. Жених не должен видеть невесту, пока она возлежит с Верховным Жрецом.
– Я должен с ней поговорить. Скажи ей, что это срочно.
Кенни Соргенфрей надувается, прищуривается, глядя на меня, затем закрывает дверь. Через несколько минут выходит Дороти в халате.
– Что такое? Что случилось?
– Во-первых, привет. Ты выглядишь великолепно.
– Питер, что происходит?
– Я думал о свадьбе, и я считаю, что мы должны устроить жертвоприношение.
Дороти мгновенно превращает слово «бешенство» в глагол и прямо-таки бешенствует на меня:
– Это срочно?
– Ну, свадьба через две недели, и мне нужно сделать заказ в оптовом магазине козлов…
– Окей, значит, когда я хочу возлежать с Верховным Жрецом, это глупо и старомодно, но из-за того, что твой брат забивает козлов, внезапно…
– Дело не в этом.
– Разве не ты выступал за то, чтобы не устраивать ничего большого?
– Вообще-то, – говорю я, – это ты не хотела ничего большого. Но мы можем забить всего десять козлов. Что тут такого? Это многих обрадует.
Она затягивает свой халат.
– Если сегодня мы скажем, что забиваем десять козлов, завтра их будет уже двадцать восемь, и потом мы глазом моргнуть не успеем, как наша свадьба превратится в одну из тех свадеб, где две сотни козлов и бо́льшая часть церемонии уходит на то, чтобы их забить.
– Я просто говорю, что, если Каменный Бог действительно наложит проклятие на наш дом