лоб, вновь облизала губы. Боже, солнышко, ну я же не железный!

— Нет, Вишенка, полностью тобой одурманен, — сыронизировал я, стараясь замедлить скорость, с которой мой язык прыгал со слога на слог.

— Ах ты… Сволочь!

Внимание, дамы и господа, фурия вернулась.

Бывшая Доронина отбросила покрывало, ухватилась за подушку и швырнула ее в меня. Реакция подвела (или координация?), и моя голова встретилась с мягким снарядом. Вслед за первой в меня была послана вторая, затем третья, маленькая. Я честно поймал одну в грудь, другую — в плечо, громко расхохотался над меткостью прекрасной полуобнаженной воительницы.

— Пошел вон! Убирайся, — бушевала Нелли, а я возобновил наступление на столь желанную постель.

Зачем? Чего я хотел?

Южный полюс, весьма возбужденный видом раскрасневшейся от гнева и физических усилий супруги, хотел вполне определенных вещей. А вот голова была согласна с инстинктом самосохранения и велела выметаться из комнаты, пока женщина на кровати не схватилась за лампу, а еще напоминала: Нелли стала чужой мне, предала. Однако ноги подчинялись магнитному притяжению влечения, не признававшего приставку «бывшая» к словосочетанию «моя жена».

Когда я был уже в жалком шаге от территории противника, тот вдруг струсил и вздумал ретироваться, сдавая позиции без боя. Нет, так дело не пойдет.

Я поймал переползавшую через кровать Нелли за ноги и развернул лицом к себе. Она в страхе взвизгнула, вырвалась из хватки, пнув по рукам, затем спрыгнула на пол и с силой оттолкнула от себя.

Попятился и еле удержался вертикально, пространство же на миг превратилось в бешеную карусель.

— Засранец! — начала словесную дуэль Элеонора, уперев руки в бока, привлекая мой похотливый взгляд к тонкой талии, крошечным шортикам и ошеломительным ножкам.

— Ох какое слово знаешь, — ухмыльнулся я, шагнув к ней. — Думаешь, не отвечу? Я засранец, ты — предательница.

— Я предательница? — возмущенно вскрикнула Нелли. — Это ты предатель!

— Ведьма!

— Изменник! Ненавижу тебя, Доронин.

— Ты не можешь ненавидеть меня больше, чем я ненавижу тебя, Вишневецкая.

— Заткнись и убирайся к своим шлюшкам! Удивительно, что ты не трахаешься сейчас, как кролик, а сюда приперся.

— А ты по себе судишь? Может, сама развелась, чтобы тра…

Щеку внезапно обожгло, конец фразы пришлось проглотить. Что это было? Нелли влепила мне пощечину?

Рассвирепев от обиды и боли, я схватил жену за плечи и толкнул на постель. Она ойкнула, вцепившись в меня, чтобы удержать равновесие, и в итоге мы оба свалились на матрас. Нелли оказалась снизу, а я — сверху.

Кстати, очень удобная позиция. Давно мечтал основательно поговорить с предательницей именно в таком положении.

Разумеется, на обсуждение Вишневецкая не была настроена, дергалась, дрыгалась, пыталась ускользнуть, но быстро положил конец этой ничем не оправданной необщительности, обхватив ее запястья, вытянув руки над головой и придавив стройное и легкое тело тяжестью своего веса.

Вот так. Теперь Нелли лежала подо мной, совершенно беспомощная, лишь потемневшие глаза сверкали, бросали вызов. Соблазнительная грудь бурно вздымалась, касаясь моей, теплое дыхание овевало мое лицо, яркие губы приоткрылись, маня. В крови забурлило дикое желание, зазвенело в каждом нерве, член напрягся и дернулся. В голове что-то щелкнуло, и наконец меня настиг тот долгожданный шок. Но не от вопроса, как мог оказаться здесь, а не у Пашки, а от полного принятия факта: «Моя! Хочу ее, плевать на развод».

Как-то само собой разумеющимся, правильным показалось прошептать хрипло, надорванно ее волшебное имя, уткнуться в изгиб шеи, вдохнув одуряющий запах горьковато-цветочного парфюма, а затем накрыть зовущие губы своими, вовлекая в страстный поцелуй.

Целовал ее исступленно, грубо, жадно. Я был словно пленник, дорвавшийся до долгожданной свободы спустя сто лет заключения — просто не в себе. Весь мир померк для меня в тот момент вместе с рассудком, осталась лишь эта женщина, ощущения ее кожи и волос под пальцами, сладость и жар рта.

Нелли — моя жизнь и смерть, моя головная боль и лекарство от нее.

А она ответила мне с не меньшей жадностью. Со сладким содроганием услышал, как жена издала стон, ощутил, как ее тело расслабляется под моими руками, начавшими ласкать его. На один блаженный, показавшийся бесконечным отрезок времени наши желание и связь торжествовали победу над обстоятельствами и причинами. Будто после кошмаров и ужасов пути я, Егор Доронин, попал наконец домой: теперь был там, где хочу быть, и делаю то, что хочу делать.

Но потом все изменилось. Дыхание сбилось, Нелли больно укусила мою нижнюю губу, вынудив отстраниться. В следующий миг я неожиданно оказался опрокинутым на спину, хватающим воздух открытым ртом. В голове все завертелось, расплылось. Руки однако не подвели, так и не выпустили жену. Она в итоге оказалась сверху.

Когда удалось сфокусировать зрение в одной точке, то я увидел поразительную картину: растрепанная, раскрасневшаяся, с полуобнажившейся грудью, Нелли оседлала меня. Ее промежность приятным давлением упиралась в самое нуждающееся в этом место, ладони расположились на груди. Мои пальцы тут же вцепились в бедра желанной женщины — так утопающий берет в мертвую хватку спасательный круг. Она не сопротивлялась, ее взгляд был прикован к ее левому бедру, а в глазах — потрясение, недоверие.

И что она там такого увидела? Впрочем, плевать. Хочу ее. Сейчас и в такой позе!

Осторожно провел пальцем по спущенной бретельке короткой майки, потом ладонь поспешила вниз, коснулась груди, ощутив отвердевший сосок под материей, опустилась к краю, встретилась с гладкой кожей живота.

Не сопротивляйся, Вишенка, будь со мной, молил мысленно.

Нелли поймала мою шаловливую руку, обхватила другую, продолжавшую сжимать ее бедро, и внимательно посмотрела на меня.

Так, надо собрать разбежавшиеся мысли. Сказать, как сильно хочу ее (хотя она прекрасно это чувствует), как долго ждал… Но она вдруг огорошила странным, нелогичным заявлением:

— Кольцо. Ты не снял его.

— Нет, — помотал головой, нахмурившись.

Да какая сейчас нахрен разница, снял я кольцо или не снял? Дорогая, давай просто перестанем разговаривать, есть более важные вещи.

Освободил руки и обхватил ее груди, показывая, какие именно. Сквозь ткань майки ладони чувствовали возбужденные вершинки. Ох, невероятное ощущение. Которого меня лишила жестокая судьба.

— Нет, не смей, Доронин, — выдохнула Нелли, вцепилась пальцами в мои руки, начавшие изощренную игру, но все же не остановила, не оттолкнула. Дыхание упрямицы стало частым, глаза потемнели от охватившего возбуждения.

— Хочу. Тебя, — прохрипел я.

Она все же убрала мои ладони со своей восхитительной груди и подалась вперед, к лицу. Настала моя очередь лежать под ней беспомощным, одурманенным, с обездвиженными руками, которые она придавила к матрасу своими, переплетя наши пальцы.

Смотрел в глубины решительных и красивых глаз