– К тому времени как пар достигнет любого из этих городов, он полностью рассеется в атмосфере. Однако люди, находящиеся в непосредственной близости от станции, конечно, могут оказаться в опасности, в зависимости от силы ветра, это правда.

Йодэлл оглядел море лиц перед собой, надеясь, что какой-нибудь свежий вопрошатель поднимет руку и избавит его от англичанина. Увы, избавление не пришло.

– Да, пар рассеется в атмосфере, однако нет причин, по которым вместе с ним рассеются и радиоактивные частицы. Их унесет ветром, и со временем они опустятся на землю. Возможно, через несколько часов – и на очень большом расстоянии от станции. В тысяча девятьсот восьмидесятом году в штате Вашингтон произошло извержение вулкана, так вулканический пепел отнесло ветром на расстояние более пяти тысяч миль! Причем вы только что сказали нам, что некоторые из этих частиц могут существовать десятки лет, да что там – десятки тысяч лет, так что области, зараженные радиацией, останутся заражены еще очень надолго.

– По нашему мнению, в конечном счете в человеческие организмы попадет ничтожный объем радиации, который не причинит ровно никакого вреда.

– По вашему мнению, мистер Йодэлл? То есть наверняка вы не знаете? Хотите подождать, пока это произойдет, – и пусть весь мир станет вашим подопытным кроликом?

– Ставить эксперименты на человечестве мы не собираемся. Радиация опасна лишь в больших количествах и при долговременном воздействии. В природе множество источников радиации: солнце, огонь, некоторые минералы. Радиация – нормальное природное явление. Гуляя по улице, вы получаете за день больше радиации, чем сотрудник этой станции, работающий в помещении. И даже худшее, что может здесь произойти, приведет лишь к выбросу в атмосферу очень незначительного количества радиоактивных частиц.

* * *

Рой Тенни, директор АЭС, плеснул поверх кубиков льда хорошую порцию скотча и протянул стакан мне. Затем приглушил звук на экране и широко улыбнулся. Это был жизнерадостный человек лет сорока с небольшим, красивый грубоватой красотой успешного бизнесмена из телевизионной мыльной оперы: темные волосы, крупное правильное лицо, следы юношеских угрей на коже. Говорил он уверенно и гладко, а легкий ирландский акцент придавал его речи какую-то особую теплоту.

– Смотрите-ка, держится! И очень неплохо держится! Черт, не хотел бы я оказаться там, перед этой стаей волков. А у него все нормально выходит. Терпеть не могу журналистов! Что лучше всего продается? Плохие новости. Чем больше мрачных пророчеств, тем лучше расходятся газеты. Так что они не пожалеют сил, чтобы извратить слова Дуга и придать им смысл мрачнее некуда. Вот скажите, давно ли вы в последний раз читали в газете статью в поддержку атомной энергетики? – И, не дожидаясь моего ответа, ответил сам: – Никогда не читали! Никогда!

С этими словами Тенни сделал хороший глоток виски.

Со встречи с Ахмедом в мужском туалете гостиницы «Ройял Ланкастер» прошло две недели, и уже десять дней я занимался новой работой: неофициально собирал информацию для министра энергетики. За плечами у меня была фальшивая биография – десять лет опыта в консалтинговом агентстве «Пит, Марвик и Митчелл», на руках – собственный кабинет, удостоверение и карт-бланш от Управления по атомной энергетике Великобритании, позволяющий входить куда угодно и когда угодно, получать любую информацию, собирая данные для доклада об эффективности и соотношении цены и качества в британской атомной индустрии. Индустрия, впрочем, была столь велика и разбросана – как географически, так и по разным компаниям и организациям, – что одному человеку такая задача была просто не под силу. И Файфшир, директор МИ-5, прекрасно это понимал. Но соотношение цены и качества его не волновало. Зато весьма волновала эффективность.

Хантспил-Хед стала для меня третьей АЭС за неделю; в ближайшие несколько недель мне предстояло посетить еще тринадцать.

– А вы что скажете о безопасности атомных станций? – спросил я у Тенни.

– Они достаточно надежны. Хотя не безупречны, конечно: идеала на свете не бывает. На АЭС может случиться беда. И террористы могут до нее добраться – это нелегко, но все же возможно. И если такое произойдет, один Бог знает, что из этого выйдет.

– Зачем же вы тогда здесь работаете?

– В любой работе есть свои риски, а здесь риск вполне приемлемый. Не думаю, что здесь я рискую сильнее, чем во всех прочих местах, – конечно, до тех пор, пока к нам в самом деле не явится шайка каких-нибудь безумных фанатиков и не попытается все здесь взорвать.

– Вы верите в то, что говорил Дуг Йодэлл об утечке радиоактивного пара?

Он немного подумал.

– Нет. Это чушь. Точнее – наверное, чушь, достоверно я не знаю. И никто не знает. В целом мы полагаем, что при утечке такой пар образует радиоактивное облако – концентрированную газообразную массу, которая будет постепенно расширяться. Уровень радиации в облаке будет такой, что убьет все живое в округе на сотню миль. Оно продержится несколько недель, если только его не развеет ураган. Но журналистам мы об этом не скажем. Еще чего! Зачем попусту волновать людей? В любом случае этому не бывать.

И Тенни, улыбнувшись, поднял свой стакан.

На окрашенных закатом волнах у причала в Сен-Тропе лениво покачивалась яхта. Корма, скрытая под навесом, крепилась к причальным битенгам двумя крепкими пеньковыми тросами; оба борта защищали аккуратные кранцы, выкрашенные белым и синим. Блестела на солнце палуба из тикового дерева, сияла белая краска на бортах, сверкало выведенное золотыми буквами название «Шансон-II» и чуть ниже – слово «Панама».

Роскошная яхта, игрушка богача – одна из полутора десятков плавучих дворцов, гордо стоящих у причала, у всех на виду, напротив множества кафе и ресторанов, где тысячи отдыхающих, смешавшись со счастливыми обладателями собственных вилл, пили кофе с молоком, угощались огромными порциями мороженого в стеклянных вазочках, глазели на белоснежные суда и на проходящих мимо красоток.

В длину «Шансон-II» составляла сто сорок футов. На ней имелось четырнадцать пассажирских кают, каждая с ванной или душем, а также просторные и удобные помещения для команды из шестнадцати человек. Одна из кают представляла собой просторную гостиную: в смежной с ней спальне имелась круглая кровать, зеркальные стены и потолок, в ванной – джакузи и ванна на двоих. В углу гостиной стоял цветной телевизор «Бэнг энд Олуфсен» с двадцатишестидюймовым экраном, а рядом стереосистема той же фирмы. У стены, под окном, больше напоминающим венецианское окно, чем корабельный иллюминатор, – антикварный письменный стол времен Георга III, и на нем два телефона.

Телефоны, стол, стереосистема, телевизор, ванная, спальня и сама яхта – все принадлежало человеку по имени Дейк Шледер, сорокашестилетнему гражданину Германии. Фамилию Шледер хорошо знали читатели глянцевых журналов и колонок светской хроники. Владелец гоночных машин, яхт и самолетов, женатый пять раз – на богатой наследнице, на двух кинозвездах, на рок-звезде и в последний раз на чернокожей фотомодели, он регулярно давал пищу для гламурных репортажей и сплетен.