Которых много не бывает.

— Здесь — пищевой цех, кооперативный, производим широкую линейку десертов и полуфабрикатов. — Но вам, Федор Артемьевич и дядя Афоня (гренадер сократился в ходе экскурсии), наверное, не терпится посмотреть на технику.

В гараже сибиряки проторчали добрых полтора часа, общаясь с местными и глазея на блестящую сельхозтехнику.

То, что в колхозах было до моего появления подвергли ремонту и сверху закупили в два раза больше — у нас же «механизированные» звенья!

— Переезжаем! — по итогам экскурсии решил Федор Артемьевич и подмигнул мне. — А я думал врут про тебя, а оно вон как оказалось!

— То ли еще будет! — нескромно заявил я в ответ.

Потому что неизбежно будет!

Глава 3

Попрощавшись с гостями, таки добрался до папы Толи — сидит, бедолага, грустный-прегрустный, бумажки перебирает. Грусть не из-за работы, понятное дело — из-за непутевого брата.

— А, это вы, — без энтузиазма поприветствовал он нас с Виталиной.

Пап Толин секретарь — здоровенный мужик с жутким шрамом на лысом черепе (отшучивается стандартным «бандитская пуля») зашел в кабинет с подносом в руках и наделил нас чаем с шоколадными чизкейками.

— Спасибо, Леопольд Васильевич, — поблагодарил я его.

Мужик откланялся, и я со вздохом пожаловался:

— Жру сегодня как не в себя.

Виталина вздохнула еще горше:

— Три килограмма за неделю набрала!

— Кушайте на здоровье, — рассеяно улыбнулся папа Толя, поставил печать на последнюю бумажку из огромной стопки, откинулся на стуле, снял очки и устало потер пальцами глаза. — Андрея видел? — спросил он меня и поделился грустью. — Даже не зашел ко мне!

— Видел, — подтвердил я. — Ты себя виноватым главное почувствовать не вздумай, пап Толь.

— Физиогномист! — фыркнул он.

— В самом деле — ты ж ему не нянька, с какого-то возраста родственник неминуемо отправляется в условно-свободное плаванье, где все зависит от него. Мог бы карьеру в КГБ строить, шпионов ловить, а он решил вот так — ну кто виноват? — развел я руками.

— Мы с ним когда детьми были в «Дурака» постоянно играли, — поерзав в кресле, открыл Судоплатов-младший страшный фамильный секрет.

— И ты постоянно у дяди Андрея выигрывал, — предположил я. — Из-за чего его психика получила рану, которая дала о себе знать в среднем возрасте.

— Да, — почти с испугом в глазах посмотрел на меня Судоплатов.

— Просто угадал, — развел я руками. — Второй вариант — он постоянно выигрывал, привык ощущать вкус победы, и итог один черт точно такой же, как сейчас. Не переживай, пап Толь, вылечим.

— Да какая там болезнь, — поморщился он.

— Самая обычная, — покачал я головой. — Хроническое прогрессирующее неизлечимое смертельное заболевание «зависимость». С таким же успехом он мог бы бухать, жрать аптечные препараты без назначения врача, придаваться беспорядочным половым связям и тому подобное — словом, откармливать лимбическую систему до полной потери самоконтроля. Осуждение тут только навредит — будет дергаться и сопротивляться внешнему влиянию. Он же взрослый мужик, и, если сильно надо, возьмет себя в руки в любой момент, — сдобрил я последнюю фразу щедрой порцией сарказма. — А если все вокруг говорят какой он больной, дядя Андрей проникнется, и со временем, если повезет, завяжет. Как диабет, например — сразу не умрешь, но силой воли уровень сахара в крови не проконтролируешь. Связи с московскими картежниками ему дед Паша уже оборвал — это важный шаг, потому что провоцирующее зависимость тлетворное влияние исчезло. Далее нужно потихоньку заставить его признать наличие проблемы — сиречь болезни. Это уже сложнее — пока он выглядит прямо обиженным, но со временем у нас получится. Потом — внешний контроль в виде новой жены. Желательно с железным характером, чтобы подмяла его под каблук как можно глубже — тогда дядя Андрей попадет под внешний контроль, который компенсирует недостаток внутреннего. Как-то так пока.

— Болеет братец, значит, — откинувшись в кресле, пап Толя прокрутил ручку между пальцев.

— Болеет и точка! — подтвердил я.

— Совхоз тоже болеет, — перешел Судоплатов к одной из наших стандартных тем. — Это, конечно, твои деньги, но полтора миллиона «минуса»… — удрученно покачал головой.

— Было-то два, — заметил я. — Потихоньку выбираемся из долговой ямы, стало быть. Ничего, скоро восьмое марта, тюльпанов у нас полно, минимум полмиллиона только на них «отобьем». Из крупных «рублёвых» покупок у нас почти всё закончилось, значит дальше будет только лучше. Не дальше осени в «плюсы» выйдем.

— У меня все хорошо, а у Андрея… — снова приуныл папа Толя.

— Винить себя за то, что у тебя все хорошо, когда у кого-то плохо — это прямо полная хрень, — отмахнулся я. — Всем в нашем мире плохо, всех экзистенциальна пустота и животная составляющая точит, но кто-то справляется, а кто-то нет. У дяди Андрея были все возможности прожить жизнь нормально, но он сам все про*бал. Потому что болеет, а не потому что мудак! — напомнил о важном.

— Когда отца посадили я мал был, а он уже все понимал, — вздохнул Судоплатов-младший. — Ему тяжелее чем мне пришлось.

— Ох уж эти детские травмы, — вздохнул и я. — Их тоже у всех хватает, так чего теперь, кружки коллективного суицида для особо грустных открывать?

— Еще и поножовщина эта, — потерял папа Толя остатки настроения. — Вот почему нельзя спокойно выпить и спать пойти? Обязательно нужно собутыльника пырнуть.

— Несовершенен человек, — пожал я плечами. — Про пьяную поножовщину и прочие прелести даже думать лень, если честно — просто примем как данность и будем жить дальше. Типа как молния в кого-то ударила — не так часто, к счастью, но все-таки случается. Плюс один зэк, минус один житель — чистая статистика.

— А зачем тебе пуанты? — перевел он тему. — В Большом заказывать пришлось, а у нас даже балета нет.

— Думал нашим танцорам понадобятся, — развел я руками. — Впарим кому-нибудь по бартеру, не проблема — балетных кружков в стране хватает.

Доели чизкейки, и неведомо как подгадавший момент Леопольд Васильевич принес самодельных, еще теплых, пряников:

— Моя напекла, принесла вот, — добавил комментарий.

— Спасибо Людмиле Антоновне! — поблагодарили мы.

Пряники у нее обалденные получаются. Потрескали — Виталина начинает выглядеть