«Не делай этого! – прозвучал в голове тревожный звонок. – Этот человек очень плохо на тебя действует, ни к чему продолжать это знакомство!»

Тут его окликнул кто-то из большого зала, Антон повернулся и ответил своей чуть рассеянной улыбкой. Улыбнулся не ей, и это решило дело. Снова пронзило ее воспоминание, от которого не так просто было избавиться.

– Хорошо, – сказала Арина, – только здесь, внизу. Я спущусь через десять минут.

Она прошлась еще по большому залу, кивнув парочке знакомых. Оксанин голос слышался вдали. Арина оглядывала выставку, удерживая на лице скучающее выражение, чтобы никто не приставал с разговорами, и потихоньку дрейфовала к выходу.

– Шампанского не хотите? – послышался рядом с ней низкий, глубокий голос.

Оказалось, она остановилась возле стенда с работами того громадного человека с окладистой бородой, как же его назвала Оксана… ага, Лебединский… А зовут Борис.

У Арины всегда была хорошая память на имена и фамилии. Ну до чего же он огромен! Глаза Арины находились на уровне этой самой бороды, и вблизи видно было, что она чистая и аккуратно расчесанная, но все же не мешало бы ее подстричь. Да и гриву тоже.

– Так не хотите? – Бокал вина в его руке казался крошечной рюмочкой, из такой Аглая Михайловна пила какие-то пахучие капли. – Точно не хотите?

– Благодарю вас, я за рулем, – ответила Арина и, поскольку он не делал попытки пропустить ее, а обойти такую махину было невозможно, невольно вступила в разговор.

– Красивые у вас работы!

Это была чистая правда, ей нравились и высокие кубки, и ваза для фруктов, и большое блюдо. Они выглядели хоть и новыми, но несовременными.

– Ну еще бы! – Человек-гора горделиво усмехнулся. – Вот кубки по старинной технологии семнадцатого века.

– Неужели семнадцатого?

– Точно! Разрешите представиться! – спохватился он. – Серебряных дел мастер Борис Лебединский. Отчество не называю, все равно не выговорите.

– А все же? – улыбнулась Арина, человек-гора ей нравился, приятно было с ним поболтать.

– Отчество у меня самое купеческое – Акинфиевич, отца звали Акинфий. А деда – Тихон. Акинфий Тихонович папаша был, представляете? Прямо как в пьесе Островского! – Он засмеялся так громко, что перекрыл все разговоры.

– Да уж, – в ответ рассмеялась Арина, – пожалуй, действительно лучше без отчества. А я Арина, только не Родионовна. Знаете что, мне сейчас идти надо, но я подумаю и Оксане позвоню. Вот этот кубок мне определенно нравится.

– Да что там Оксана! – Он понизил голос и загудел как шмель. – Оксана, конечно, женщина самостоятельная, только работ моих на выставку мало взяла и сама выбирала. А вот вы приходите в мастерскую, там еще много всего есть! – И он протянул Арине визитную карточку, которая в его руках казалась почтовой маркой.

Кафе внизу было сверхскромным – несколько столиков, отгороженных ящиками с искусственными цветами. Подавали только кофе с печеньем, оттого народ не засиживался.

Арина опоздала, Антон уже ждал ее, и на лице его было написано разочарование, собиравшееся перейти в самую настоящую злость. Увидев ее, он улыбнулся явным усилием воли. Разумеется, это была совершенно не та улыбка, так что на Арину она не подействовала.

Здесь даже не было официантов, нужно было самим заказывать у стойки. Антон принес две чашки кофе, причем нес неаккуратно, так что кофе выплеснулся на блюдце, отчего Арину едва не передернуло. Ложки валялись прямо на подносе, который в смысле чистоты оставлял желать лучшего. Хорошо хоть, чашки не одноразовые, хотя неясно, как они тут всё моют, скорей всего, плохо.

Арина уже пожалела, что согласилась на кофе, тем более что напиток был отвратительный, она уже много лет такого не пила. Тем не менее она завела пустой разговор, стала расспрашивать Антона, где он учился, давно ли начал писать, в каких выставках участвовал. Он рассказывал о себе скупо, скорей всего, просто не о чем было, Арина изредка вставляла рассеянные замечания.

Она спохватилась через двадцать минут. Что она вообще тут делает? Для чего согласилась прийти в эту забегаловку и сидит тут с совершенно незнакомым человеком?

– Мне пора, – она сказала это вежливо, но твердо, – мне очень понравились ваши картины, особенно одна, та, где рыцарь, я позвоню Оксане.

По его глазам было ясно, что он ей не поверил. Она рассердилась на себя за то, что допустила такую глупую и неловкую ситуацию, нужно было сразу отказаться от общения. Но она не смогла, потому что иногда он был ужасно похож на того парня, с которым судьба свела ее на горе пятнадцать лет назад.

Она вовсе не лелеяла эти воспоминания, напротив, она очень хотела избавиться от них, хотела все забыть. И вроде бы преуспела в этом. У нее вполне налаженная, спокойная, безбедная жизнь. И дальше все будет так же. Обязательно.

– Оксана обещала, что после этой выставки у нее будет моя, персональная, – сказал Антон, когда она уже встала и собралась уходить, – и… вы ведь придете? Я бы очень хотел вас видеть… правда, очень бы хотел…

И взял ее за руку и заглянул в глаза. И увидел в них смятение, и ее рука невольно вздрогнула в его руке, потому что она опять почувствовала удар током.

– Я приду… – голос снова предательски сел, и Арина поскорее отвернулась и вышла.

Антон залпом выпил свой остывший кофе и поморщился. И правда, ужасная гадость, настоящая бурда, немудрено, что она и не прикоснулась к своей чашке.

Арина села в свою машину и перевела дух. Ох, не в добрый час явилась она сюда на открытие выставки! Но неужели так повлияла на нее встреча с этим художником?

Какие глупости, подумаешь – похож на того. Да и не похож совсем, просто улыбка, и взгляд… как будто он видит в ней что-то, о чем она сама даже не подозревала.

Она больше не в силах была сопротивляться воспоминаниям. На нее надвигался страх – жуткий, всепоглощающий, сердце оказалось где-то у горла, было такое чувство, что оно застряло там и перекрыло воздух. Потому что дышать стало нечем.

Непослушными руками Арина открыла окно, и в салон хлынул холодный сырой воздух. Воздух, в котором отчетливо чувствовался горький, йодистый привкус моря.

Она нашла в бардачке маленькую бутылку минералки и выпила ее всю, не торопясь, маленькими глотками. Продышалась, и сердце наконец вернулось на место. Однако руки дрожали, хотя жуткий страх отодвинулся подальше.

Вот так-то. Никаких успокоительных средств. Ни таблеток, ни уколов, ни визитов к психоаналитику. Вот этого точно не нужно. Ни к чему хорошему это не приведет.

И теперь не поможет просто отбросить эти воспоминания, они не уйдут. Нужно отдаться им, как сдаются города на милость победителя – вот я, берите меня, делайте что хотите!

И воспоминания будут терзать ее душу, как голодные гиены терзают несчастную дичь своими кривыми железными зубами и наконец уберутся, насытившись.