– А как здоровье вашей крестной? – с любезной улыбкой вопрошал князь Георгий Львов[18]. – Помнится, она очень переживала об вашем отъезде на Балканы. От треволнений даже в Карлсбад на воды уехала, нервы лечить…

«Жаль, эта неизвестная крестная не утопилась в карлсбадских водах!» – мысленно ругнулся Глеб, не имевший ни малейшего представления о том, кто собственно была его крестная. Но вслух сказал:

– Да, она и до сих пор жалуется на нервы, – и приятно улыбнулся. – К тому же у нее стали побаливать почки…

– О да! – вмешался в разговор Феликс Юсупов[19]. – Почки – бич современного человечества. Вот у меня… – и он принялся подробно описывать свои заболевания, причем делал это так подробно, что Львов решил: либо Юсупов всерьез изучает медицину, либо готовится «косить» от армии.

«И такая дребедень – целый день, целый день[20]… – тоскливо подумал Глеб. – Какого лешомана я им понадобился, хотелось бы знать? Что, для придания военной атмосферы? Бездельники, трутни, чтоб их приподняло и об угол ударило! Блин, вот когда точно уверуешь в правоту санкюлотов. На фонари аристократов!..[21] Но какой роскошный расстрельный список вырисовывается?!»

Он вяло ел какие-то удивительные деликатесы, вкуса которых не понимал, пил дорогущие вина, чьего аромата и букета совершенно не разбирал, танцевал с девицами, которые ему не нравились, танцы, которых он не знал, и мучился скукой и сожалением о бесцельно потерянном времени.

И как оказалось – совершенно зря. В курительной комнате, куда Глеб ушел отдохнуть от танцев и пустой болтовни, к нему как-то очень естественно подошли князь Георгий и Феликс Юсупов. Князь угостил дальнего родственника папиросами собственной набивки с турецким черным табаком, Феликс раскурил сигару, и на Глеба опять посыпались вопросы о дивизии, о солдатах, о настроениях в войсках вообще. И вдруг:

– А что это, Глеб Константинович, к вам старец Григорий зачастил? – лениво поинтересовался князь Георгий.

Равнодушие, с которым он задал вопрос, было до того наигранным, что Глеб насторожился. А ну-ка, ну-ка…

– Да очаровал он нашего «Андреевского есаула», – ответил он с таким же фальшивым безразличием. – Борис Владимирович – человек неплохой и разумный, но вот верит во все эти божественные откровения. Потому-то Распутин у нас – частый гость.

– А как вы сами к нему относитесь? – быстро спросил Юсупов.

– К кому? – включил дурака Глеб, выигрывая время. – К Анненкову или к Распутину?

– К старцу, разумеется. О том, что вы с Анненковым друзья, не знает разве только глухой и слепой.

– Да, как сказать, – напоказ задумался Львов. – С одной стороны, что-то эдакое в этом кержаке все-таки есть, но с другой – вахлак и шарлатан первостатейный.

– Кержак? – удивился князь Георгий. – А разве он еще и старовер?[22]

– А очень возможно, – задумался Юсупов. – В тех местах каменщиков[23] много, так что очень возможно, mon prince[24], очень возможно…

Все молча курили, размышляя каждый о своем.

– А как вы оцениваете его влияние на императора? – вопрос после долгой паузы, и две пары внимательных глаз впились в Глеба, точно гарпуны в кита.

– А как можно оценивать влияние малограмотного человека на правителя Великой Империи? – ответил тот вопросом на вопрос, а про себя добавил: «Не было бы счастья, да несчастье помогло… По моей исшрамленной физиономии вы, сиятельства, замучаетесь угадывать, что на самом деле я думаю…»

Князья кивнули и снова замолчали. Но теперь пауза вышла короче.

– Распутин – позор для России! – твердо заявил князь Георгий. – Это уже ни на что не похоже: какой-то шарлатан, шут, осмеливается вмешиваться в управление державой! Державой!! – повторил он, потрясая жиденькой бородкой.

– Похоже… – усмехнулся Глеб и уцапал из шкатулки еще одну папиросу. Очень они ему понравились, – сочинение господина Дюма: «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять». Помнится, присутствует там шут Шико, который весьма успешно помогает Генриху Третьему.

– Час от часу не легче, – ощерился Юсупов. – Мы с вами в романе французского писаки, господа…

Лакей подал кофе и ликер «Бенедиктин».

– Сигару, Глеб Константинович?

– Благодарю, но я лучше еще одну папиросу…

Юсупов подвинул канделябр, Глеб прикурил…

– Послушайте, Глеб Константинович, а каково ваше мнение на это? Вы не находите, что Распутина надо бы любым способом удалить от императора и его семьи?

– Пожалуй… – задумчиво протянул Львов-Маркин.

«Это будет весьма забавно: я – в числе убийц Григория Ефимовича. Хорошая идея посетила моих милых родственничков», – размышлял Глеб. Тут ему вспомнилась одна знакомая из прошлого-будущего. Яркая эффектная брюнетка с шикарной грудью, нежным голоском и железным характером. Эта девушка любила повторять: «Я тебе отдамся, а кто кого вы…ет – так это мы еще посмотрим, милый». Очень подходящая к данной ситуации фразочка…

Глеб мечтательно улыбнулся своим мыслям, и эта улыбка, выглядевшая из-за шрамов хищной и жесткой, окончательно убедила князей Львова и Юсупова, что генерал-майор – на их стороне. И Юсупов сразу же перешел к делу…

– Глеб, вы знакомы с Пуришкевичем? Нет? Ну, так я вас обязательно познакомлю: человек замечательный! – Феликс схватил Львова за рукав кителя. – Умнейший, образованнейший, благороднейший человек! И он придерживается такого же мнения: Распутина надо убирать!