Я вытаскиваю свои баулы и чемодан на перрон, который расположен на холме над городом. Я здесь всего лишь второй раз после того, как ездил на собеседование. Да, это не Оксфорд и не Кембридж, но немногим хуже. Самое главное – здесь есть шпили. О таких я давно мечтал.

В о п р о с: Какой популярный роман, написанный Фрэнсис Элизой Бёрнетт[3]в 1886 году, неоднократно поставленный на сцене, ввел среди молодых людей моду на длинные курчавые волосы и бархатные костюмы с кружевными воротниками?

О т в е т: «Маленький лорд Фаунтлерой».

Вот что я написал в разделе «Хобби и увлечения» своей анкеты для службы по размещению студентов в общежитиях университета: «Чтение, кино, музыка, театр, плавание, бадминтон, общение!» Понятно, что это не очень-то показательный перечень. На самом деле он и не совсем точный. Насчет чтения я не соврал, но ведь читают все. То же самое с кино и музыкой. Театр – полная ложь, театр я ненавижу. Конечно, я участвовал в школьных спектаклях, но по-настоящему просто никогда не ходил в театр, если не считать образовательной постановки о правилах дорожного движения, которая, хоть и была сыграна с блеском, живостью и своеобразием, не доставила мне глубокого эстетического удовольствия. Но приходится делать вид, что любишь театр, – это закон. C плаванием тоже не совсем верно. Плавать я могу, но примерно на таком же уровне, как будет плавать утопающее животное. Я просто подумал, что нужно написать что-нибудь эдакое спортивное. То же самое и с бадминтоном. Когда я говорю, что меня интересует бадминтон, на самом деле я имею в виду, что, если кто-нибудь приставит дуло к моему виску и заставит под угрозой смерти или пыток заняться каким-нибудь одним видом спорта и при этом откажется признать спортом скребл, тогда я выберу бадминтон. В конце концов, чего там сложного? Что касается общения – тоже эвфемизм. «Одинокий и сексуально неудовлетворенный» было бы более точным выражением, но это был бы полный отстой. Между прочим, восклицательный знак после слова «общение» предназначен для того, чтобы передать мой легкомысленный, безразличный и наплевательский взгляд на жизнь.

Пусть я и не дал в анкете достаточной информации, но все равно нет объяснения тому, почему меня решили поселить в этом доме с Джошем и Маркусом.

Ричмонд-Хаус представляет собой террасу из красного кирпича на вершине крутого холма высоко над городом, удобно расположившуюся в нескольких милях от ближайшей автобусной остановки, так что к тому времени, когда я туда добрался, моя спецовка вся промокла от пота. Входная дверь уже открыта, и холл завален коробками, гоночными велосипедами, двумя веслами, наколенниками, битой для крикета, лыжными аксессуарами, кислородными баллонами и костюмом аквалангиста. Вид такой, словно кто-то ограбил спортивный магазин. Я с шумом роняю свой чемодан сразу за дверью и с растущим чувством беспокойства карабкаюсь по куче спорттоваров в поисках моих новых соседей.

Кухня освещена лампой без абажура, имеет казенный вид и пахнет хлоркой и дрожжами.

У мойки два парня, один – огромный блондин, второй – темноволосый, коренастый, с мордочкой прыщавого грызуна, наполняют пустое мусорное ведро водой через резиновый шланг от душа. Мафон разрывается от песни «She Sells Sanctuary» группы «The Cult», и я некоторое время стою в проходе, бубня «привет!» и «здорово!», пока блондин наконец не оборачивается и не замечает меня с двумя черными баулами.

– Привет! А вот и мусорщик!

Он немного убавляет громкость, подскакивает ко мне, как дружелюбный лабрадор, и энергично пожимает мою руку, и я понимаю, что впервые здороваюсь за руку со своим сверстником.

– Ты, должно быть, Брайан, – говорит он. – Меня зовут Джош, а это Маркус.

Маркус маленький и обсыпанный карбункулами, все его черты скомканы в центре лица, за огромными, как у летчика, очками, которые поразительно не справляются со своей задачей придать ему вид человека, способного управлять самолетом. Он осматривает меня с головы до ног своими крысиными глазками, шмыгает носом и вновь переключает все свое внимание на пластиковое ведро для мусора. Но Джош продолжает болтать, не ожидая ответа, голосом диктора киножурнала «Патэ». Как ты сюда добрался? На общественном транспорте? Где твои предки? Чувствуешь себя нормально? Ты весь уставший и потный. Джош одет в красные эльфийские сапоги с загнутыми носами, бежевый бархатный жилет – да, это бархатный жилет, – свободную пурпурную рубашку и черные джинсы, настолько узкие, что легко можно рассмотреть расположение каждого его яичка. У него прическа, как у Тони, – «женоподобный викинг», отличительный признак убежденного металлиста, но в данном случае дополненный едва пробившимися пушистыми усиками: эдакий пижонский рыцарский вид, словно Джош только что отложил в сторону свою рапиру.

– Что в ведре? – интересуюсь я.

– Домашнее пиво. Мы так подумали, чем раньше начнется ферментация, тем лучше. Ты, конечно же, можешь к нам присоединиться, мы просто поделим цену на троих…

– Хорошо.

– Сейчас заплатишь десятку, за дрожжи, концентрат хмеля, трубочки, бочку и все такое, но через три недели будешь наслаждаться традиционным йоркширским горьким пивом по шесть пенсов за пинту!

– По рукам!

– Мы с Маркусом – опытные самогонщики, вели преступный бизнес еще в общаге, даже нехило на этом заработали. Хотя и были всего-навсего парой местных парней, не живущих при школе.

– Так вы в школе вместе учились?

– Точно. Неразлейвода, правда, Маркус? – (Маркус фыркает.) – А ты в какой школе учился?

– Ну, вряд ли ты о ней слышал…

– Давай проверим.

– «Лэнгли-стрит».

Никакой реакции.

– Общеобразовательная школа на Лэнгли-стрит.

Никакой реакции.

– Саутенд? – подсказываю я. – Эссекс?

– Не-а! Ты абсолютно прав, никогда о ней не слышал. Хочешь, покажу твою комнату?

Я поднимаюсь вслед за Джошем по лестнице, Маркус, сгорбившись, идет за нами вдоль по коридору, выкрашенному серой корабельной краской и украшенному инструкциями о действиях в случае пожара. Мы проходим мимо их комнат, где полно коробок и чемоданов, но по-прежнему много места, и в конце коридора Джош распахивает дверь в помещение, на первый взгляд похожее на тюремную камеру.

– Па-бам! Надеюсь, ты не будешь возражать, но мы распределили комнаты до твоего приезда.

– Ах да, все верно…

– Бросили жребий. Понимаешь, хотели начать разбирать вещи, потихоньку обустраиваться.

– Конечно-конечно! – Я чувствую, что меня надули, и твердо решаю никогда больше не верить человеку в бархатном жилете. Сейчас передо мной стоит сложная задача: поставить себя, но не казаться при этом слишком наглым.

– Достаточно маленькая, не так ли? – говорю я.