– Попросили, так показывай.

Вместе мы направились к отцу Варсофонию, только что закончившему переговоры по смартфону. Сережа – мой законный сын! – снял замок со служебного входа, и мы зашли во внутреннее помещение.

Вышка отличалась от той, астраханской, не только впечатляющими размерами, но и оборудованием. Наверх вела лестница, но пользоваться ей не было необходимости, потому что конструкция предполагала вместительный лифт на четырех человек.

Мы зашли, Сережа нажал кнопку, и мы вознеслись на верхний уровень – к генерирующей спирали.

Вид на окрестности с высоты ста пятидесяти метров оказался изумительным! Все было как на ладони, в особенности защитные энергетические линии из голубых огоньков. Над нашими головами висели крупные, с кулак величиной, огоньки и оглушительно потрескивали. По мере отдаления размеры огоньков соответственно уменьшались, но и возле горизонта они составляли видимую – хотя уже сплошную, а не прерывистую – линию. Благодаря обзору, я видел соседние вышки, входящие в энергетическую подсистему, – соответственно, разделенные на квадраты зоны ответственности.

Пока линии из голубых огоньков светились, рожденным под их защитой младенцам ничего не угрожало. То есть не угрожало главное: их души не могли быть испорчены дьявольской подменой. Когда дети повзрослеют, они не сотворят зло, если только по недоразумению или вынужденной ошибке.

Но в первую очередь меня интересовали не моральные аспекты виртус-эффекта – с ними я ознакомился еще двадцать лет назад, – и не окружающие природные красоты, а конструктивные особенности системы, в изучение которых я и углубился, при активной помощи сына.

Прошло минут десять.

– А здесь генерирующая пластина, – сказал, снимая защитный кожух, Сережа и сейчас же нахмурился. – Странно, виртус-напряжение скачет.

– Дай посмотрю, – кинулся я на выручку.

В этот момент виртус-напряжение совершило еще более резкий скачок. Замигала предупредительная красная лампочка.

– Осторожно! – крикнул Сережа.

– Чадо мое, тебе лучше… – начал, обращаясь ко мне, отец Варсофоний, с явной целью заставить отойти подальше от чувствительной аппаратуры.

Я и сам понял, но было поздно. Нервно завыла сирена, а где-то внизу – видимо, в лифтовой системе – заискрило и заскрежетало. Кнопки лифта, чья дверца оставалась распахнутой, моргнули и погасли: подача электроэнергии прекратилась. Но самое скверное, что голубые огоньки над нашими головами заметно потускнели.

Сережа кинулся к пульту управления и принялся лихорадочно манипулировать настройками, причем было видно, что ничего у него не получается. Отчаявшись, парень схватил смартфон и набрал аварийный номер:

– Алло, дежурный? Кудряшов с четвертой подстанции. У нас ЧП: напряжение падает. Еще немного, и связь с соседними вышками будет потеряна. Срочно аварийную бригаду. Да, электриков тоже: похоже, лифт отказал. Я наверху, вместе с двумя гражданскими. На мою ответственность.

– Все-таки у тебя сверхпроводимость, чадо мое, – скорбно сообщил мне отец Варсофоний. – Не стоило тебя на вышку пускать: неспроста тебя и в первый раз шарахнуло, двадцать лет назад. Повинен я, перед Господом отвечу.

Сережа по-прежнему копался в настройках, но безрезультатно. Парень чуть не плакал, и я его понимал. Ему, практиканту, доверили целую подстанцию. Этому наверняка поспособствовала моя известность, потому что в отношении обычных практикантов подобное представить сложно. А Сережа доверия не оправдал. Да что там не оправдал – допустил крупную аварию. Потому что в случае, если связь между вышками прервется, дети в роддомах окажутся беззащитны перед дьявольскими происками: получат бракованную душу взамен настоящей. И виноват в этом будет мой незадачливый сын.

Хотя кто на самом деле виноват, понятно всем. Я, разумеется, со своей проклятой сверхпроводимостью, которая некогда позволила разгадать эффект святой Звениславы, но в настоящий момент обрушивала работающую систему. Вероятно, поэтому отец Варсофоний бухнулся на колени и принялся истово молиться, а Сережа щелкал переключателями, пытаясь выявить их оптимальную комбинацию.

– Какую территорию покрывает подстанция? – крикнул я.

– Половину Питера, – тускло пожаловался сын. – Ну, почти. Помощь прибудет через десять минут, но система к тому времени обрушится. Не больше минуты остается, наверное.

Плохо, очень плохо: множество родильных домов останется без защиты. Не вовремя я вышел из комы, чего уж там говорить.

Между тем система продолжала безостановочное падение. Генерирующая спираль, во время нормальной работы слабо вибрирующая, почти замерла. Голубые искорки над нашими головами ослабли и уменьшились в размерах: соединение с соседними вышками сделалось слабо различимым, но еще существовало.

– Во имя Божье… – бормотал стоящий на коленях отец Варсофоний.

– Все, сейчас грохнется, – промолвил Сережа, садясь на пол и утирая грязным рукавом мальчишеские слезы.

– Отойди, – попросил я сына каким-то не своим голосом.

– Вы… ты, – поправился сын, – все равно ничем не поможешь. Она вразнос пошла.

– Я же сверхпроводимый! К тому же все еще сотрудник АО «Заслон». Увольнять во время нахождения на больничном незаконно.

Грубо отстранив сидящего на полу Сережу, я оказался рядом с генерирующей спиралью, готовой вот-вот прекратить работу. Повернулся к ней спиной, чтобы видеть еще посверкивающие над головой голубые огоньки, совсем уже слабые, расставил ноги и глубоко вздохнул.

Что же, да будет так! Я стоял у истоков защитной системы, но я, пускай ненамеренно, нарушил ее нормальную работу – мне ее исправлять. Цена не имеет определяющего значения, потому что речь идет о детях. Для них АО – нет, международная корпорация «Заслон» создавала свои системы. Все, кто угодно, только не маленькие невинные дети, особенно новорожденные, наиболее уязвимые для дьявольских козней.

Еще раз глубоко вздохнув, я ухватился обоими руками за противоположные концы генерирующей спирали. Мои волосы сейчас же объяло голубым пламенем, голубое пламя вырвалось из раззявленного рта, на коже заиграли голубые энергетические сгустки.

Одновременно – зрением, еще какое-то время функционировавшим, – я уловил, как соединяющая подстанцию с соседними вышками голубая нить восстановилась и засияла с прежней яркостью. Оставалось надеяться, что она – как и мое мертвое тело – продержится до прибытия ремонтной бригады.

Сережа смотрел на меня снизу вверх, с непередаваемым восторгом и ужасом.

– Помилуй нас, Господи! Спаси и помилуй! – молился отец Варсофоний, тряся окладистой рыжей бородой.