— Ну ладно, хватит, Сара! Поговорим завтра. Я буду ночевать здесь, а завтра увидимся.

Он положил трубку на аппарат и, устраиваясь в кресле, недовольно произнес:

— Болтает больше, чем надо! Наверное, врач ей сегодня сделал укол граммофонной иглой.

— Она ничего не подозревает?

— О чем? О моих прошлых похождениях? По-моему, все она знает, да и газеты устроили пресс-шоу, раздувая каждый слух обо мне до небес.

— Не тебе говорить, Джон, — мягко заметил Дейл Беймс, — ты Президент и, конечно же, мишень для критики номер один.

— Так что, друзья, будем делать? Твое мнение, Андрис?

Адвокат Джонсон был высокого роста, с удлиненным лицом, темными волосами, которые хорошо гармонировали с почти черными глазами, которые, когда адвокат смотрел на собеседника, словно пронизывали, и редко находился такой человек, который мог бы выдержать взгляд Андриса. Пока он, потянувшись к небольшой папке, доставал из нее блокнотик, Президент спросил:

— Как нам заткнуть рот этой стервозе?

— Ситуация не так проста, Джон, как тебе кажется. Эта стервоза Люси Бриттон обратилась в суд, и нам, по крайней мере, скандал обеспечен. Пока у нас нет всей картины обвинений, которую она выдвигает против тебя.

— Ну а она не объясняет, почему не сделала этого ранее?

— Ее инициировало твое Президентство.

— Но и Президентом я не первый год.

— Отвечает, что раздумывала, мучилась…

— Действительно, стервоза!.. Чем она мучилась? Может, тем, что я ее не трахнул? Между нами же ничего не было…

— Зато она расписывает подробно, какой у тебя член, Джон.

— Он ничем не отличается от других членов.

— По-моему, она несколько иного мнения и заявляет, что как только закрывает глаза, то видит тебя со спущенными штанами и торчащим большим болтом.

— Я думаю, друзья, что ей будет трудно обосновать свое обвинение. Свидетелей, которые могли бы подтвердить факт ее появления в твоем номере и даже в отеле, как я понял, не имеется, — заметил Андрис.

— Вот видишь! — воскликнул Макоули.

Но Дейл его резко прервал:

— Радоваться нечему! По крайней мере, пресса помоет твои косточки как следует. Нельзя забывать, друзья, еще один неприятный момент. Дело в том, что адвокат Бриттон пытается привязать к этому процессу и Монику Левин. Если эта полногубая красотка согласиться принять участие в этом спектакле, то дело осложнится во много раз.

— Моника?! — удивился Президент. — Чего ей надо? Что их может объединить?

— Твой член и минет.

— Черт знает что! Что за бабы пошли, не успеешь намекнуть, как она уже кричит: «Ура! Трахнули». Доведут до того, что в Штатах прекратится рождаемость! — в сердцах воскликнул Президент.

Наступила тягостная пауза, которую прервал сенатор. Он спросил:

— Андрис, ты не изучил возможность заткнуть рот этой Люси Бриттон?

— Одно то, что она выдвигает требование не только о моральной, но и материальной компенсации, свидетельствует о том, что деньги она, как и все женщины Америки, любит в первую очередь.

— Так в чем же дело? — оживился Президент.

— А в том, Джон, — адвокат в упор посмотрел на Макоули, — что таких стервоз, которые прошли через твои руки, вернее, член, явно немало. Выплата этой Бриттон энной суммы может оказаться динамитом, взорвавшим всю эту гору, и тогда нам не избежать целой лавины исков. Где возьмешь столько денег, чтобы откупиться от них?! Насколько я знаю, ты, Джон, хоть и Президент, но уверен, что откупиться от каждой у тебя не хватит денег, тем более, речь пойдет о многих десятках миллионов долларов.

— Ну, думаю, деньги мы сможем найти, — задумчиво произнес сенатор, — у нас достаточно друзей-миллионеров и даже побогаче, чтобы поддержать в это трудное время того, кто им помог заработать большие деньги. Другой вопрос — как нам избежать огласки, которая может привести к дискредитации Президента?

В кабинет тихо вошел помощник Президента.

— Мистер Президент! Звонит министр обороны. Он интересуется, на какое время завтра назначить совещание начальников штабов, командующих родов войск.

— Ах, да! Я и забыл. Передайте министру, пусть назначает на десять часов утра. Скажите моему помощнику по вопросам обороны, пусть еще раз посмотрит текст моего выступления с учетом сегодняшних посещений военных объектов и разговоров, которые велись при этом.

Помощник вышел, и Президент встал:

— Давайте будем заканчивать. Уже поздно, а вам далеко ехать. Я думаю, что надо постараться организовать информацию по любому шагу этой Бриттон и ее замыслу. Я поговорю с Моникой Левин, думаю, она прислушается к моим словам. Я согласен с тобой, Дейл, денег жалеть не следует.

Когда Беймс и Джонсон уехали, Президент сел за рабочий стол и начал просматривать бумаги, которые поступили за день.

Время летело незаметно, и через два часа Макоули отложил ручку и, захлопнув папку с рассмотренными материалами, направился в спальную комнату. Он долго лежал с открытыми глазами и мысленно перебирал всех своих любовниц. Были они разные: одних он хотел только один раз, с другими связь тянулась подольше. Например, как с Моникой, — всегда улыбающейся, привлекательной, в первую очередь своими губами, девицы. В душе Президента росло чувство тревоги. Он попытался погасить ее, о чем, мол, я думаю. Все это чепуха, в конце концов, пусть попытаются доказать, что они говорят правду. Ни с кем из своих любовниц он не вступал в связь в присутствии свидетелей. Чем каждая из них докажет, что было между ними? Слова — это слова, а не доказательство. Ни у одной из них нет от него детей — самого неопровержимого доказательства. Ни одна из них не сможет предъявить хотя бы пуговицу от его брюк. Он же не дурак, чтобы делать им какие-либо памятные подарки. Стоп! А Моника?! Моника Левин!

Все тело Президента покрылось холодным потом. Как он мог забыть! Ведь именно этой сексуальной молодке он делал подарки. А какие? Черт возьми! Он даже не помнит, что он ей дарил, но хорошо помнил, что это было. Эта смазливая, чуть полноватая красотка случайно попалась ему на глаза. Он и обратил внимание на ее улыбающиеся пухленькие губы и полноватую сексуально привлекательную фигуру. А глаза ее — большие, карие, они не говорили, не предлагали, они требовали от него — возьми меня! А чуть приоткрытые пухлые губы показывали два ряда перламутровых, ослепительно белых зубов. Она неоднократно попадалась на глаза Президенту на официальных церемониях и других публичных мероприятиях. Он видел, что девица слишком усердствует в своих попытках приблизится к нему, и вспомнил, когда она сделала это в очередной раз, он с улыбкой заметил: «Я уже знаю, как вас зовут».

Роман разгорелся как пламя в течение одного вечера. Джон хорошо помнил тот вечер. В Белом доме отмечали день рождения одного из его специальных помощников. Людей было много — весь политический бомонд, и Моника как бы затерялась среди шикарных, богатых и ухоженных женщин. И вдруг Джон увидел, что она, желая привлечь к себе внимание Президента, подобралась к нему как можно ближе и неожиданно, украдкой, продемонстрировала ему кружевные подвязки.