Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дорогая... – начал он было это порицание, но осекся, смутился и поспешил поправиться: – Дорогая оруженоска, разве не заслужил я после всех свершений хотя бы вечер отдыха? Так сказать, для тех, кому за сорок. Сегодня, видишь ли, «Лангедок» с «Гасконцем» играют четвертьфинал, очень хочу посмотреть. А?
– Ну ладно уж, – махнула рукой донья Маня. – Отдыхай до завтра, но помни: еще много подвигов у нас впереди. Враги не дремлют – то воду отключат, то парадную загадят, то еще чего – у меня целый списочек составлен. Всем им теперь житья не дадим, не будь я оруженоска славного рыцаря! Смотри свой дурацкий футбол, а я пока за яйцами схожу, неплохо бы нам учинить праздничный ужин.
И пошла за яйцами. Едва успела: старушки-торговки палатки свои сворачивают, домой торопятся.
– Ой, милая, – говорят, – давай скорее, а то там воду горячую дали, бежим мыться!
А еще спрашивают:
– Как там наш бой-рыцарь поживает-то? Что-то его не видно, небось, выкинуть пришлось?
– Да нет, неплохо поживает, – отвечает донья Маня. – Я из этого боя второй сорт сделала.
– Ну! – удивляются старушки. – А первый сорт из второго сможешь сделать?
– А что, попробую. Все в наших руках.
И пошла оруженоска домой, рыцаря своего кормить.
На этом заканчивается наша первая история, но не заканчивается сказка – для барона Николая и его оруженоски доньи Мани она только-только началась. Вон уже и продолжение не за горами. Это ведь подвиг был – так себе подвиг, подвижок. Подвиг-то впереди будет.
На третьей неделе июня наконец-то в Анахронезм пришла настоящая сказочная жара. Рыцарям пора было переходить на облегченные доспехи, а у барона Николая таковых никогда не было, – обычно летом он подвиги даже и начинать не пробовал. Донья Маня пообещала достать что-нибудь подходящее через одну свою знакомую, работавшую в магазине рыцарского снаряжения, но не раньше конца месяца. И пока тянулось ожидание, рыцарь и оруженоска занимались исключительно подвигами бытового характера. Наведя порядок в квартире доньи Мани, они временно переместились в замок барона Николая, чтобы и там произвести генеральную уборку. Рыцарь работал без огонька, говорил, что нет смысла заниматься уборкой там, где никто не живет (возвращаться туда, в свою прежнюю жизнь, он категорически отказывался), но донья Маня сумела убедить его закончить и это дело.
– Там, где нас нет, тоже должно быть хорошо, – говорила оруженоска. – На чистоту и гость слетается, и сдавать можно...
Самым интересным моментом в том процессе стала чистка антресолей. Барон Николай не разбирал их лет десять, не меньше – то руки не доходили, то ноги не доставали. И вот, наконец, рыцарь и оруженоска отворили форточки, закатали рукава и принялись за очередной пыльный подвиг.
– О, сколько нам открытий чудных готовит эта антресоль, – декламировал по памяти барон Николай, подавая сверху всяческое барахло.
Здесь были клюшки, удочки, древние настольные игры типа костей и домино, коробки с елочными шарами и украшениями, неиспользованные хлопушки и бенгальские огни, тубус с рулоном старых календарей вперемешку с чертежами каких-то подземных ходов, санки и годные только для езды по паркету счеты.
Помимо всей этой всячины, выудили из пыльных закромов корзину, до верху забитую старыми детскими рукавичками. Все они были непарные, ветхие, поеденные молью, перепачканные и выцветшие. Донья Маня подивилась находке и посмотрела на рыцаря с подозрением.
– Ты же говорил, что у тебя нет перчаток!
– Нашлись? – удивился и барон Николай. – Я уж думал, что они давно канули.
Донья Маня нахмурилась. Что-то нехорошее прошло через ее лицо.
– Откуда это у тебя? – спросила она.
Барон Николай смутился, – он всегда смущался, если его обвиняли в чем-то незаслуженно, зато от заслуженных обвинений отнекивался на самом голубом глазу, комар носа не подточит.
– Нет, не подумай чего... – забубнил он. – Сейчас объясню. Понимаешь, у меня не было денег на перчатки, а подонков кругом развелось столько, что хоть каждый день новую пару раскидывай. Вот я и стал подбирать на улицах потерянные детьми варежки. Впрок, так сказать. А то, что они детские, – так мне не носить же: главное, что ритуал соблюден. Думаю: наберу побольше, а потом буду кидаться ими в рожи всякой сволочи, чтобы... Ну, ты поняла. А когда набрал, запропостил куда-то эту корзину, так и не нашел потом. Да этим рукавицам сто лет в обед. Впрочем, может быть, пригодятся еще?
– Не смей, – оруженоска шлепнула рыцаря по руке, которой он полез, было, в коробку. – Не трогай. Их надо немедленно выбросить.
– Почему?
– Подбирать потерянные рукавицы – плохая примета. Моя бабушка говорила, что таким образом ты принимаешь вызов чужой судьбы. А судеб тут, – она помешала рукой разноцветный ворох, – немало, прямо скажем.
Приметы начинают действовать в тот момент, когда мы узнаем об их существовании. Как говориться, не тронь лиха, – проживешь тихо.
На следующий день донья Маня пошла в свою школу по каким-то там несрочным летним делам и вернулась заплаканная. В ответ на расспросы барона Николая она протянула ему газету «Ночной Анахронезм» и обвела мокрым от слез пальцем заметку «Ужасы культуры».
«Странные дела происходят по вечерам в нашем Парке Культуры имени Гонзика и Маржинки, – рассказывала заметка. – В тихих аллеях завелось таинственное чудовище, по всем приметам напоминающее сухоходящую рыбу Вылиз. Чудовищные биологи комментируют: это существо заморского происхождения и в наших краях не водится. Те же ученые утверждают, что оно крайне опасно для жизни: нападает без предупреждения, набрасывается из-за угла, слизывает с человека одежду, обувь, волосяной покров и татуировки, а может и вообще зализать до смерти. Положение усугубляется тем, что в Парке Культуры находится знаменитый пряничный Дворец Творчества Юных Бюргеров (ДТЮБ), и, стало быть, прогуливаются в столь опасном месте в основном несовершеннолетние дети. Уже четверо юных бюргеров пострадало от нападения якобы не существующего в наших широтах монстра, и лишь то обстоятельство, что сейчас каникулы, не позволяет принять критической ситуации массовый характер. Доколе нам терпеть такой ужас? Неужто в нашем славном городе перевелись рыцари и некому защитить бедных детей? Неужели мы отдадим их на растерзание заморскому чудищу!?»
– Жаль, – сказал на это барон Николай.
Он понял, почему плачет донья Маня: это был дворец, где занимались дети из ее школы, возможно даже, что и среди пострадавших были ее ученики. Впрочем, если бы это были другие дети, она все равно бы приняла это сообщение близко к сердцу. Но в данном случае рыцарь не чем не мог помочь ни ей, ни детям, он мог только выразить сочувствие и принести соболезнования. А поскольку пафоса он не любил, то он и сказал лишь: «Жаль».