– Я вас построю в колонну по двое, и мы пройдем по улице Артема в нашу школу. Просьба соблюдать дисциплину. Вы должны продемонстрировать всем встречным свою организованность и сознательность.

Нас с трудом построили в одну колонну, которая все время стремилась распасться, и мы, кое-как соблюдая строй, двинулись через пень-колоду под истошные крики Бориса Андреевича: «Раз-два, ать-два-три, ать-два-три! Не торопитесь, дайте догнать отстающим». Колонна вышла весьма скромных размеров. Кое-как выровняв ее, он повел нас через Львовскую площадь мимо Сенного базара. Выйдя на Артема он прокричал:

– Запевай!

Тут же чей-то звонкий голос запел:

– Гулял по Уралу Чапаев-герой, – И все подхватили:

– Чапаев-герой получил геморой!

– Отставить! Вы что с ума сошли! Что за хулиганские выходки? Пойте что-нибудь военное, маршевое. Например: «Солдатушки – бравы ребятушки…»

Тот же звонкий голос затянул:

– Солдатушки – бравы ребяту-у-ушки,

Кто же ва-а-аши те-о-отки?

И тут же подхватили во всю мощь молодых глоток:

– Наши те-о-отки две поллитры во-о-одки,

Вот кто на-а-аши те-о-отки.

Энтузиазм был настолько велик, что один лохматый парень из моего класса выскочил из нашей нестройной колонны и пустился вприсядку.

– Отставить! Я кому сказал молчать! – Борис Андреевич надрывался.

К нему подошла сердобольная бабка и запричитала:

– Мужчина, не расстроювайтесь так сыльно. Це ж новобранцi гуляють останнiй день. Дайте хлопцям трошки погулять.

Я повернулся к Эдику:

– Кажется, мы прилично влипли. Тут, по-моему, вся шпана с Сенного базара.

Бедный Борис Андреевич перебежал на другую сторону, спасаясь от позора. Путь был весьма недолгим. Минут через двадцать мы пришли.

Школа оказалась далеко не новой. Это было приспособленное здание старого доходного дома. Классы были меньше обычных. Вместо рекреаций были полутемные коридоры. Спортзала не было. Двора со спортплощадкой тоже не было – это был обычный двор жилого дома. Все остальное нас устраивало. Молодой человек, пустившийся вприсядку во время нашего марш-броска, оказался совершенно неуправляемым учеником по кличке Жора-папуас. Вел он себя в соответствии со своей кличкой.

После занятий, прийдя домой, я собрал все нарисованные карикатуры. Здесь было два шаржа на Анатолия Ивановича (один – чисто портретный), Дон Кихот в образе Дон Кихота на Расинанте, за ним Петька-дурак на ослике в виде Санчо Пансы с колбами в руках. Кроме этого был Дон Кихот, изображенный в тургеневском варианте с двухстволкой. Плебей был изображен в римской тоге с амфорой в руках, стоящий одной ногой на магазинном ящике. Были карикатуры на Зопу, Фарадея, Анну Соломоновну и всех остальных. В тот же вечер я встретился на Крещатике со своим приятелем Графом и передал ему папку со своими карикатурами на учителей моей бывшей школы. К ним прибавилась еще одна карикатура на Плебея в Колизее с бутылкой «Московской». Эти карикатуры в новой школе уже не имели никакого смысла, но с Юры я взял твердое обещание, что он устроит вернисаж в моей бывшей школе и пригласит меня. Свое обещание он выполнил. Так закончилась история моего первого художественного вернисажа.

Я вспоминал о своем первом вернисаже, когда мы возвращались из магазина «Forward». Очередная выставка в Филадельфии закончилась, мы ехали все по той же 95-й, машина была загружена картинами, в салоне опять звучала музыка 30-х годов на канале Фрэнка Синатры. Результаты выставки оказались не совсем плачевными. Была продана одна работа, и всего на двух акварелях треснули стекла.

Прощание с Бани было весьма трогательным. Она нам рассказала жуткую историю, связанную с инсталяцией профессора.

– Что же вы не пришли на открытие выставки? Тут было очень весело. Профессор Смоукер пытался повесить софиты для освещения своего безобразия, прибив кронштейны к потолку. Но мы ему запретили это делать. Его дьявольская пушка, извергающая клубы дыма или пара, во время пробы накануне открытия выставки не могла остановиться, так что все заполнилось этим паром и мы оказались как в финской бане. Профессору пришлось снять свой роскошный свитер и шейный платочек, и все увидели на нем татуировки с драконом и голой девицей – тот еще профессор. Я боялась, что начнут портиться книги, а секьюрити вызвал Fire Department. В результате приехали пожарники и полиция. Этот сумасшедший профессор бросился уговаривать пожарников не разворачивать шланг и, вместо того, чтобы внятно объяснить что происходит, начал читать им лекцию по современной инсталяции: перформанс, креативность, немаркированное пространство и прочие слова, на которых сам черт ногу сломит. Его помощники с разноцветными ирокезами отключили наконец машину, но полиция забрала этих вольных гениев с собой.

И вот день открытия: софитов не было и машина для пара не работала (очевидно она весь пар выпустила). Штанкеты вокруг инсталяции со шнурами, которые вы ему советовали, он забыл поставить. И вот представьте себе лежит на нарисованном люке посреди прохода в магазине homeless и делает вид что спит. Люди возмущаются: «Человеку плохо. Почему никто не окажет ему помощь?». А один таки вызвал Ambulancе. Те приехали. Псевдохомлес кричит, что ему хорошо, что так надо, а профессор стоит в элегантном костюме при галстуке «батерфляй» и рассказывает санитарам принципы художественной инсталяции и перформанса.

Мы поблагодарили Бани, поцеловались на прощание и подарили ей небольшую акварель «Морской этюд». Она была в восторге. На обратной стороне картины я написал ей трогательную дарственную: «Dear Miss Bunny With Love», что вызвало у нее тоже бурю эмоций:

– Я не кролик, я, действительно, мисс Бани и мое имя пишется с одним «n». И как же я теперь повешу эту картину дома? Ведь надпись с другой стороны, и ее никто не сможет увидеть. Я сейчас принесу маркер, который пишет на стекле.

Маркер нашли и я повторил надпись на стекле.

– А у вас в России тоже был океан?

– Это не Россия – это Болгария. Но в России тоже есть океан – Pacific Ocean.

– Вы что-то путаете как всегда. Pacific Ocean – это в Калифорнии.

– И в России тоже. В России даже два океана. Второй Arctic Ocean.

– Да, мне говорили, что там у вас очень холодно. Но на вашей картине это не чувствуется. На лодке сидят полуголые матросы.

– Так это же не Arctic Ocean. Это Black Sea (Черное море).

– Ну это совсем другое дело. Хотя оно у вас не черное а синее, но все равно красиво.

На этом мы закончили беседу с Бани, большой любительницей и знатоком географии, и отбыли восвояси.

Выставка в «Forward» имела еще и другие последствия. Через неделю после ее открытия нам позвонили из местной американской газеты и предложили взять у меня интервью. Было оговорено время. Нас предупредили, что с корреспондентом приедет фотограф и сделает фотографии. Я набросал на рабочий стол эскизы, карандаши, палитры и кисти, в общем устроил живописный беспорядок, сопутствующий студии художника во время творческого процесса. Рядом поставил мольберт с городским пейзажем Филадельфии. На втором рабочем столе положил несколько открытых книг и инструменты: угольники, линейки, циркули.