– Нечестно же, – сказал я наконец.

– А почему это ты решил, что должно быть честно?

Он не злился. Скорее, ему было в самом деле любопытно.

– Скоро вернусь, – сказал он и встал.

– А я и забыл, что он все еще в школе, – сказал Стив, когда Мотоциклист ушел. – Он так взросло выглядит, не скажешь, что ему всего семнадцать.

– Семнадцать – это и есть взрослый.

– Ну да, но он прям как совсем взрослый. Двадцать один типа.

Я промолчал. И стал думать. Когда Мотоциклисту было четырнадцать, мне казалось – вот когда становятся взрослыми. В его четырнадцать, то есть как мне сейчас, ему спокойно продавали пиво. Никто уже не требовал от него предъявить документ. И он тогда был вожаком Докеров. Взрослые парни, восемнадцать и старше даже, готовы были выполнять любой его приказ. Я решил, что и со мной так будет. Что вот мне стукнет четырнадцать, и все сразу заблестит и засверкает. Мне казалось, это ужасно классно, быть настолько взрослым. Ну и вот, я дошел до того места, где он тогда был, и ничего не изменилось, он за это время ушел еще дальше. Что-то где-то не сработало.

– Стив, – сказал я. – Подкинь мне папашино зеркальце для бритья. Оно там, рядом с раковиной.

Он передал мне зеркальце, и я хорошенько себя осмотрел.

– Мы очень похожи, – сказал я.

– Кто – мы?

– Мы с Мотоциклистом.

– Не.

– Да.

Волосы у нас были одинакового цвета, темно-рыжие, странного такого оттенка. Как газировка с вишневым сиропом. Никогда не видел никого больше с такими волосами. И глаза одинаковые, цвета молочного шоколада. Он был, конечно, метр девяносто, но и я почти не отставал.

– Ну, и в чем же разница? – сказал я наконец.

Я-то знал, что разница есть. На него никто не смотрел мельком. Всегда останавливались и разглядывали. Как хищника в зоопарке. А я был просто крепкий мальчишка-переросток.

– Ну, – протянул Стив. За что люблю этого парня, всегда думает, прежде чем сказать. – Мотоциклист, он… Не знаю даже. Про него никогда нельзя сказать, что у него на уме. А про тебя понятно сразу.

– Да ну, – сказал я, глядя в зеркало. Не может быть, чтобы в этом было все дело.

– Расти-Джеймс. Мне пора домой. Если заметят, что я ушел, меня убьют просто.

– Да ладно. Посиди еще.

Мне очень не хотелось, чтобы он уходил. Не выношу быть в одиночку. Единственная вещь на свете, которой я взаправду боюсь. Когда дома никого нет, я всю ночь мотаюсь по улицам, потому что там хоть какие-то люди. То, что меня порезали, – это ерунда. А вот остаться сейчас одному – это да. Я не был уверен, что смогу встать и уйти.

Стив поежился. Он знал про этот мой заскок. Один из немногих, кто знал. Я не то чтобы рассказываю об этом каждому встречному.

– Немного еще, ладно? Папаня скоро должен вернуться.

– Ладно, – сказал он. И сел туда, откуда встал Мотоциклист.

Я начал проваливаться в дрему. Мне казалось, что я снова дерусь, но только все разворачивалось, как в замедленной съемке. Я понимал, что это всего лишь сон, но никак не мог из него выскочить.

– Никогда бы не подумал, что он доедет до самого океана, – сказал я Стиву.

Но Стива уже не было. На том месте снова сидел Мотоциклист. Читал книгу. Он все время что-нибудь читал. Я раньше думал, что мне тоже станет легче читать, когда я стану взрослым. Но к тому времени уже было понятно, что не станет.

Когда Мотоциклист читал книги, это было как-то иначе, не так, как у Стива. Не знаю почему.

Папаня был уже дома, храпел себе на матрасе. Интересно, кто вернулся раньше. И свет все еще горел. Когда я засыпаю со светом, я потом плохо понимаю, который час.

– А я думал, ты насовсем уехал, – сказал я.

– Да нет. У меня тоска по дому.

Он не поднял глаза от книги, и мне даже показалось, что это я все еще сплю.

Тогда я у себя в голове перечислил всех, кто мне нравился. Я так часто делаю. Мне приятно думать о тех, кто мне нравится, – я тогда чувствую себя не таким одиноким. Сначала вспомнил тех, кого я люблю. Патти, это точно. Мотоциклист. Отец, в каком-то смысле. Стив, в каком-то смысле. Потом решил вспомнить тех, на кого я мог бы рассчитывать, что бы ни случилось. Вот с этими оказалось сложнее, я их так и не нашел. Звучит печально, но на самом деле ничего страшного.

Я был ужасно рад, что Мотоциклист вернулся. Круче его не было во всем мире. Даже если бы он не был мне братом, все равно круче его не было бы во всем мире.

А когда я вырасту, я стану в точности таким же, как он.

На следующее утро я пошел в школу. Чувствовал я себя неважно, и кровь еще время от времени подтекала, но я обычно все равно иду в школу, если вообще могу. Все мои друзья там.

Я опоздал, так что пришлось заходить отмечаться, и в результате пропустил математику. Поэтому я до самого обеда не знал, что Стива не было. Я поспрашивал про него, и Джинни Мартин сказала, что он не пришел, потому что у его матери типа инфаркт. Я даже беспокоиться начал. Как бы этот инфаркт у нее случился не от того, что он слинял из дома прошлой ночью. У него родители были немного того. Все ему всегда запрещали.

Джинни тоже не то чтобы рвалась со мной общаться. Ей нравился Стив. Вот бедняга. До него так и не дошло, что когда она опрокинула на уроке его стул – это она так показывала, что он ей нравится. Он по части девочек был вообще по нулям. Это в четырнадцать-то! В общем, ей нравился Стив, а я, наоборот, не нравился. Она думала, он со мной станет хулиганом. Ну прям. Я с ним был знаком уже столько, что и не помню сколько, и как-то он все в хулигана не превращался. Но ей, конечно, поди объясни.

Ну, я тогда пошел в подвал, играть в покер с Биджеем и Смоки. Проиграл полтинник.

– Жульничаете, небось, – говорю. – Не может же быть, чтобы мне вообще никогда не везло.

Биджей ухмыльнулся и говорит:

– Да не. Ты просто погано играешь, Расти-Джеймс.

– И ничего подобного.

– Да точно. Когда тебе идет карта, по тебе это видно. Когда тебе не идет карта, тоже видно. В общем, если ты думал зарабатывать на жизнь покером – забудь.

– Нечего мне тут. И карты свои крапленые убери.

Я знал, конечно, что карты обычные, но что Биджей мне пытался на уши навешать – это полный бред. Выиграл, вот и злорадствует.

На физкультуре я встал в сторонке и смотрел, как ребята кидают мяч. На баскетбол меня не тянуло. Райан, тренер, наконец подошел и спросил, в чем дело. Я сказал, что неохота. Думал, этим и обойдется. Он постоянно пытался со мной задружиться. Все мне спускал с рук. Как будто он будет крутой, если со мной задружится. Типа как если бы завел себе злобного пса.