– Добрый вечер, Надежда… – Он выговаривал звуки ее имени с особым старанием.

– Добрый вечер, Алекс.

В аквамариновых глазах тонули отблески свечей.

– Ты совсем не загораешь.

– Солнышко меня не любит. Кто знает, может, я – Снегурочка, и в нем моя погибель?

Он с трудом отвел взгляд от приоткрывшихся в легкой улыбке губ.

– Оно просто не желает портить такой изумительный цвет…

Осторожно, кончиком мизинца он, как бы невзначай, коснулся тонкого запястья, моментально ощутив, как свечное пламя, перебросившись, побежало по его артериям. Безобидный жест волновал сильнее изощреннейшей ласки. Глупо и странно: ведь он давно вышел из возраста юношеской гиперсексуальности.

– Ты, случайно, не манекенщица? – спросил он просто потому, что хотел сказать что-нибудь еще, но ничего более умного в голову не пришло. Рядом с ней он вообще отчего-то напрочь утрачивал обыкновенную бойкую развязность, что обычно так нравилась женщинам, а фразы на неродном языке получались корявыми, вымученными и неловкими.

– Нет, я не манекенщица. Да и ростом не вышла. – Она снова одарила Алекса своей неподражаемой, с легкой грустинкой, улыбкой.

– Почему ты так редко улыбаешься?

– Ты наблюдаешь за мной?

Неожиданно Алекс смутился. Слова снова застряли в горле. Обаяние этой женщины парализовывало его волю сильнее, чем призрак босса. Возможно, все дело было в ее необычайно белой коже, пушистых волосах, необычном цвете глаз или запахе духов… Должно же было быть разумное логическое объяснение этой напасти…

– Извини, – промямлил он, – что ты будешь пить?

– Кажется, у вас был неплохой «Medok»?

– О'кей.

Все-таки у нее была потрясающая улыбка. Более загадочная, нежели у этой… как ее там… Джоконды.

«Вот придурок! Ты и видел-то эту самую Джоконду только на картинке. В школьном учебнике», – одернул Алекса кто-то внутри. Он бросился к бару, на ходу пытаясь отрешиться от этого чертова наваждения, когда управляющий сделал знак подойти.

– Тебе за что деньги платят, за пустопорожнюю болтовню? – Скрежет напильника по стеклу показался бы музыкой в сравнении с голосом босса.

– Виноват, господин Касли.

– Иди работай.

– Да, господин Касли.

Алекс, придав лицу крайнюю степень раскаяния, завернул за угол и оттуда, проводив неприязненным взглядом удаляющуюся долговязую фигуру управляющего, продемонстрировал вслед оттопыренный средний палец.

Вечер был тих и влажен. Море монотонно бормотало что-то серой гальке. Надежда сидела на остывшем лежаке, обняв руками колени, вглядываясь в черную даль, туда, где должен быть горизонт.

– Можно? – спросил Алекс, присаживаясь рядом на остывший песок.

Она молча кивнула. Он тоже молчал. Язык сделался тяжелым, как булыжник.

– Как много здесь солнца… – заговорила женщина. – Просто неестественно… А в Москве снова холодно и дожди…

– Первый раз в Турции?

– Нет. Однажды отдыхала с дочкой в «Зигане».

– Один из лучших отелей… Значит, у тебя есть ребенок?

– Ей уже шесть… – При этих словах лицо Надежды впервые озарилось мягким светом, будто включился волшебный фонарик.

– О! А муж… тоже есть? – спросил он и тотчас прикусил губу: тебе-то что за дело?

– Есть. – Она внезапно погрустнела. – Он приедет позже. Через день или два…

– Ты здесь уже пять дней.

– Значит, ты все же наблюдаешь за мной… – не то спросила, не то констатировала она строго. – Зачем? Разве тебя это касается?

Алекс замялся. Он и сам всегда избегал всяческих проблем, считая, что отношения с заезжими красотками должны сводиться к получению взаимного удовольствия. И никогда не отступал от этого правила. А сейчас не понимал, какая сила удерживает его рядом с этой женщиной, заставляя подбирать возможные слова-утешения на чужом языке. И единственным, что ему хотелось изменить, было ее настроение.

– Я не слежу… Просто…

– Ты милый мальчик. – На ее лице сквозь дымку печали проступила легкая улыбка.

– Я давно не мальчик, – возразил Алекс и сам смутился двусмысленности этой фразы.

Надежда рассмеялась.

– Когда ты смеешься, то становишься еще красивее…

– Ты вправду считаешь меня красивой?

– Ты самая прекрасная женщина в мире. Я никогда прежде таких не видел, – с жаром выпалил Алекс.

– Неужели?

Она перестала улыбаться, опустила глаза, внезапно погрустнев. Ресницы вздрагивали, словно крылья ночной бабочки. Алекс накрыл ее руку ладонью. Пальцы были прохладными. Надежда высвободила руку, поднялась, поежившись. Он поднялся следом, мысленно выругав себя за эту маленькую вольность, одновременно поразившись подобному самобичеванию: любую другую «мамзельку» он попросту погладил бы по колену.

– Становится зябко, – проговорила Надежда. – Жаль. Я хотела искупаться. Сейчас так хорошо, тихо…

– Пойдем в бассейн, – предложил Алекс.

– Разве ночью можно?

– Если очень хочется, то да.

Женщина колебалась.

– Можем даже музыку потихоньку включить.

– Пожалуй, это лишнее, – сказала она, покачав головой.

– Ладно, музыки не будет. Будет танец.

– Танец? – Она удивленно приподняла брови-ниточки. – Какой танец?

– Я пошутил, – смутился Алекс. – Так просто… Что, пойдешь? – Внутренне приготовившись к отказу, он переспросил лишь потому, что не привык отступать после первой попытки, да и после второй тоже. Но здесь был совсем иной случай. («Тяжелый случай», – сказал бы Али.) – Пойдешь?

И едва не подпрыгнул от восторга, услышав в ответ:

– Хорошо. Пойдем.

Пустой бассейн мерцал изнутри мягким голубым светом. Надежда скинула платье и, оставшись в бирюзовом купальном костюме, на котором плескались среди кораллов золотые рыбки, завороженно смотрела на тонущую луну.

– Ну что же ты? Смелей! – Алекс подтолкнул ее в спину.

Вскрикнув, неловко взмахнув руками, взметнув фонтан брызг, она ушла под воду. А потом вновь появилась на поверхности, напоминая разъяренную кошку.

– Зачем ты это сделал, черт побери?! Ненавижу нырять!

– Просто хотел помочь войти, – обезоруживающе улыбнулся Алекс.

– Я теперь похожа на мокрую курицу.

– Нет, на русалку. Или сирену? Как это по-русски?

– Дай руку.

Алекс с готовностью подчинился, и это было ошибкой. В тот же момент он оказался в воде.