– Вот как это по-русски, – мстительно объявила Надежда.

– Эй! – крикнул он, отплевываясь. – Ты что наделала? На мне же рабочая одежда!

– Высушишь утюгом!

Скучавшие на своих балконах отдыхающие с живым интересом наблюдали, как он нырнул, сперва за одним ботинком, выбросил его на берег, потом за другим. Всем было очень весело. Особенно ей. Уже взобравшись наверх, Надежда смеялась безудержно, до слез, как расшалившаяся школьница.

– Как столь кроткое создание может быть столь коварным?

Он приблизился к ней вплотную. Ее глаза искрились смехом. С волос струйками стекала вода, рассыпаясь сверкающими капельками по матово-бледной коже. Ему вдруг чертовски захотелось закурить. Но еще больше – поцеловать ее в полураскрытые губы.

– Как называются твои духи? – Он вновь ощутил горьковатый аромат.

– «Опиум».

– «Опиум»… Как наркотик?

– Ну… Как дурман, понимаешь?

– Да, – произнес он внезапно охрипшим голосом. – Опиум… Как наркотик, как дурман… Как ты…

Горячая волна, захлестнув изнутри, больно ударила под ребра, прокатилась вниз. Не в силах долее бороться с собой, он крепко обнял Надежду. Она была прохладной и гибкой, как русалка. Призрачным фантомом она выскользнула из его рук, тотчас сделавшись серьезной и недосягаемой.

– Алекс, я очень тебя прошу не обращаться со мной, как с твоими пляжными девочками. Извини, если я нечаянно забылась и подала повод. Больше подобное не повторится.

– Все не так… – застонал он, рванув себя за мокрый ворот. – Не так…

– Вот и хорошо. – Она поправила волосы, набросила платье. – Спокойной ночи.

– До завтра… – Он, не отрываясь, глядел ей вслед. – Надежда…

Ему отчаянно хотелось, чтобы она обернулась, но этого не произошло.

Алекс достал сигареты, но они промокли. Он чертыхнулся, стянул рубашку. И тут вновь увидел Надежду. На балконе первого этажа номера люкс. Накануне в бар завезли палочки для размешивания коктейлей, выточенные в виде тоненькой женской фигурки, полупрозрачные, оттенка лунного света… Почему он вспомнил об этом? Алекс не знал. Как и то, смотрит ли Надежда на него или просто любуется ночным видом. И как ему избавиться от мыслей о ней… Идиот. Так сказал бы отец. И на сей раз был бы прав.

Она повернулась и ушла. Ночь опустела.

Алекс вернулся к морю, пошел вдоль, добрел до нейтральной территории: куска земли, не принадлежащего ни одному отелю. Там, на берегу, усыпанном разновеликими камешками, росли кусты пахучего жасмина. Алекс сорвал лист, принялся яростно жевать.

Послышался заливистый смех. Так нарочито, с оттенком вульгарности хохочут женщины в обществе курортных ловеласов. Так и есть: высоким нотам вторил вкрадчивый мужской баритон. Парочка приближалась. Алекс кашлянул, шаги на секунду замерли, а затем прошелестели мимо по направлению к следующим кустам. Трах-трах на берегу. Просто и незатейливо, как английский завтрак. Что мешает ему заняться тем же с очередной смазливой туристочкой, прибывшей в поисках новых ощущений?

Алекс долго сидел, таращась на море, пытаясь разобраться в себе, но это оказалось слишком сложным.

Когда он вернулся в «Гарден», уже светало. Стояла звенящая тишина, какая бывает обычно перед изменением ветра на похолодание. Никем не замеченный, Алекс прокрался к корпусу и забросил большой букет жасмина на балкон первого этажа номера люкс.

Впервые за многие месяцы Алекс проспал и влетел в отель с опозданием почти на час. День выдался знойным. Уже с самого утра солнце палило немилосердно. И это в июне. Чего же ждать от пика сезона?

– Хреново выглядишь, – приветствовал друга бармен. – Мустафа уже о тебе справлялся. Я сказал, что послал тебя за прохладительным для бара. Но он не такой дурак, как сволочь… Настучит, как пить дать.

– Отбрешусь.

– Ты что, заболел? В «Кокос» вчера не пришел.

– Устал. Лег спать.

– А-а-а… – неопределенно протянул Али. – А твоя мадам укатила утром на сафари. С трудом представляю ее скачущей на джипе по горам, в пыли и грязи… Не упала бы в обморок, бедняжка. Знаешь, в чем твоя проблема? – добавил он, заметив, как гневно блеснули глаза приятеля. – Синдром запретного плода. Перепихнулся бы с ней разок – и все как рукой сняло бы…

– Заткнись и не трепись о том, в чем ни хрена не смыслишь! – оборвал Алекс.

– Ты много смыслишь! – вскинулся Али. – Ходишь и глазеешь, как кастрированный кот. Тьфу! Смотреть тошно.

– Не смотри. – Алекс зажег сигарету. – Не знаю, доходит до тебя или нет, но она не из этих – «Пойдем, быстренько трахнемся…».

– Ну разумеется! – ернически развел руками бармен. – Монахиня на курорте. И что же она делает здесь одна?

– Мужа ждет.

– Че-го?!

– Ничего! – рявкнул Алекс. И добавил уже тихо: – Муж к ней должен приехать. Какой-то деловой.

Али возмущенно позвенел стаканами.

– Что-то он не торопится. По-моему, крошка парит всем мозги. Может, она просто предпочитает женщин?

– Ты думай, что говоришь! – взбеленился Алекс. – У нее ребенок…

– Ну и что? – возразил бармен. – Это ничего не доказывает. Или она из тех дамочек, которые вообще не любят этим заниматься. У них там… – он выразительно постучал себя пальцем по лбу, – что-то не в порядке. Они бредят Богом или чем-то еще… Ходят на всякие благотворительные сборища… Заводят себе маленьких собачек, таких дрожащих, на кривеньких ножках… Таскают их с собой повсюду на руках, целуют в нос… Тьфу! – Али с омерзением сплюнул.

– Ты-то откуда знаешь? – изумился Алекс, наповал сраженный красноречием друга.

– По телику видел. По кабельному. Хороший фильм, между прочим, американский. Как же его… А, вспомнил: «Запретная страсть»! – торжествующе провозгласил Али.

– Ну и дерьмо же ты смотришь, – с сожалением заметил Алекс и сплюнул в ответ на пышную розовую клумбу.

Надежда вернулась под вечер. Подкоптившаяся, в пропылившейся одежде, но вполне довольная. Алекс столкнулся с ней в холле, и мир вокруг сразу заиграл яркими красками.

– Как тебе сафари?

– Замечательно. Просто класс!

– Не испугалась?

– С чего бы? – Она упрямо тряхнула головой, как своенравная школьница.

– Кто вел машину, проводник?

– Я сама.

– Ты?! Вела джип по горам?!

– А что тут такого? – Она недоуменно приподняла брови. – Я вообще люблю машины и быструю езду.

– Надо же… А что ты еще любишь?

– Золото и бриллианты, – ответила она с издевкой. – Извини, но мне нужно принять душ и переодеться.

Она сделала несколько шагов по лестнице – и вдруг обернулась. Ее колючесть исчезла, а на губах заиграла чарующая мягкая улыбка.