на кусочки, поняла? Тебя и псину твою поганую! Будете у меня вместо коврика стену украшать. Поняла?

От боли я прикусила губу.

— Эй, полегче, — примирительно сказал второй, — наша девочка будет молчать, ведь, правда? Она у нас не болтливая, да?

— Да, — беззвучно ответила я. Меня отпустили. Я молча натягивала свою одежду, дрожащими руками пыталась застегнуть джинсы. Под пристальными взглядами своих мучителей, сама не решаясь поднять на них глаза. Почему-то казалось, стоит мне это сделать, как они тут же передумают! Пребывая в каком-то полуобморочном состоянии, я едва сумела перешагнуть порог. В глазах было мутно, а тело вело себя, словно чужое. Ноги совсем не слушались, а врученный мне поводок то и дело выпадал из рук. Так что пришлось привязать его на запястье.

— Не потеряй свою псину, — сказал кто-то. Их голоса доносились до меня сквозь пелену тумана. Как будто уши мне набили ватой.

— Купи себе нормальную собаку, которая будет тя защищать! А не наоборот!

— Не шастай больше в темноте. В следующий раз увижу, за*бу до смерти. Поняла?

— Пойдешь прямо, и тропинка тебя выведет на тротуар. Там увидишь жилой район. Иди по тротуару до упора, — чьи-то руки легонько подтолкнули меня вперед, и дверь сзади с треском захлопнулась.

Не помню, сколько я шла. Послушно переставляя ноги, я медленно брела куда-то, а рядом молчаливо семенил Кекс. Собака, которая стала невольным свидетелем моего позора. Он даже не скулил, точно боясь нарушить молчание. И мне подумалось, что животные, пожалуй, гораздо умнее, чем мы думаем! Я могла лишь догадываться, о чем размышляет мой пес. Возможно, теперь он винил себя, за то, что сбежал, за то, что подверг опасности себя и хозяйку. Одно я знала наверняка, этот единственный свидетель сохранит мою тайну в секрете.

Каким-то чудом, не угодив в овраг и не заплутав среди многочисленных тропинок, я наконец-то вышла к дому. С порога мать обрушила на меня волну упреков.

— Ты где шляешься, Майя? С ума сошла? Ночь-полночь на дворе, уже и Лизка вон дома, — причитала она, грозной тучей нависая надо мной, — что с тобою, Майя?

— Я Кекса потеряла, — сказала я, разувшись.

Мама нахмурилась и внимательно оглядела притихшую у моих ног собаку.

— Так вот же он, — наконец заключила она.

Я равнодушно кивнула.

— Да, я нашла его.

— Тю! — фыркнула мать, — Тоже мне, проблема! Да и черт бы с ним, все равно вон, зассцал весь дом уже! Нашла с чего рыдать.

Она презрительно покосилась на собаку.

— Мы поели с Лизкой, не сидеть же голодом до ночи, — тон ее стал спокойнее, — хочешь, разогрей себе.

— Спасибо, мам, я не голодная, — устало ответила я, — пойду лучше в ванну.

Пока я купала в раковине чумазого Кекса, мама не оставляла попыток дознаться подробностей моего ночного «приключения».

— Майя! Так я тебе звонила сто раз! Ты почему телефон не берешь? На кой черт тебе мобильный, если трубку брать не хочешь?

— Я, кажется, потеряла его, — промямлила я, вспоминая утраченный папин подарок.

Мама громко вздохнула.

— Тогда отца своего проси, пусть новый купит. Я не Рокфеллер, чтоб ваши капризы оплачивать!

— Хорошо, — я не стала спорить.

Еще с полминуты мать стояла в дверном проеме, в поисках новых претензий.

— Ой! Все не слава Богу! — в сердцах всплеснув руками, она побрела на кухню.

Я залезла под душ и закрыла глаза, чувствуя, как струи горячей воды омывают мое тело. Представляя, что вместе с ними утекает прочь вся боль от пережитого только что унижения. Однако смыть его была не способна даже самая живительная влага. На плече красовался синяк, и еще парочку кровоподтеков было на предплечьях. Низ живота все еще ныл, а боль в анальном проходе мешала сидеть. Я набрала до краев теплую ванну и, закрыв глаза, лежала в ней до тех пор, пока в дверь не постучали. Намереваясь поскорее скрыться от мамы, я не учла того, что в спальне по соседству горит свет, а значит, Лиза дома.

— Эй, Майка! Долго еще будешь ванну занимать? — раздался за дверью звонкий голосок.

— Подождешь! — ответила я.

Удивленная моей грубостью сестра осеклась и протопала обратно в свою «светелку». Кажется, в попытках отмыться, я истратила целый кусок мыла. И даже, когда каждый сантиметр моего тела был отдраен до блеска, мне все еще мерещился липкий отвратительный запах спермы, пота, сигарет и пыли. «Неужели моя кожа пропиталась ими насквозь?», — в отчаянии думала я. Но, решив, что утро вечера мудренее, отправилась спать. «Вот завтра я проснусь, и все пройдет! И станет лучше, легче. Мне просто нужно выспаться», — убеждала я себя, укладываясь в постель.

Однако стоило принять горизонтальное положение, как в спальню без стука ворвалась Лизка. С бигудями на голове, и наклейкой от прыщей на носу, сестра была похожа на диковинную зверушку. Меня всегда удивляла ее зацикленность на внешности. Ящички ее шкафа ломились от нарядов, а трюмо представляло собой парфюмерный магазин.

Мои шкафы демонстрировали скудный запас непритязательной скромницы, а прикроватную тумбочку украшала стопка книг. Я удивлялась, когда знакомые девчонки, узнав о том, что мы с сестрой почти погодки, завистливо кивали. Будучи принципиально разными, мы никогда не дружили, а скорее, терпели присутствие друг друга.

— Майка, прикинь…, — начала Лиза, бесцеремонно усевшись в изножье моей кровати. Как отзвуки радиоприемника, ее болтовня меня убаюкала.

— Лиз, отстань, я хочу спать, — я пихнула сестру ногой, до ушей натянула одеяло и отвернулась к стенке.

Лиза негодующе притихла, видимо, подбирая слова.

— Ну и грубиянка же ты, Майка! — наконец-то сказала она, не злобно, а с обидой в голосе. И мне стало чуточку стыдно. Возможно то, чем делилась сестра, было важным для нее. Хотя, едва ли в тот момент я могла разделить ее восторги.

Наверху, у самого потолка все еще болтался одинокий шарик в форме сердечка. Артефакт недавнего праздника. На всю ширину шелестящей наружности красовалась яркая надпись: «С днем рождения, Майя!». Буквально пару недель назад мне исполнилось восемнадцать.

Глава 4

Легче не стало ни на утро, ни даже через пару дней. Мне хотелось закрыться, спрятаться от посторонних глаз, чтобы пережить, переболеть и осознать случившееся. Поэтому, сказавшись простуженной, я выпросила неделю у врача-терапевта, чтобы прийти в себя. Пару раз звонила Ирка, я вяло отвечала ей, неохотно выслушивала новости и спешила попрощаться. Димка не звонил, он предпочел явиться лично. Вид его на пороге, с пакетом апельсинов в руках вызвал у меня приступ паники. Я не впустила его внутрь, заверив, что не прощу себе, если он заразится.