– Слишком инертен!.. – Ксавьер не сдержался и заорал на нее, вскочил, едва не опрокинув стул. Боль от потери деда охватила его с новой силой. – Вы ничего не знаете о моем деде! Он был самым добрым, самым мягким из мужчин, и он не заслужил того, как с ним обошлась Эгги.

– А вы не замечали, что когда мужчина страдает от разбитого сердца, то это всегда вина женщины, а когда у женщины сердце разбито, то и в этом случае она виновата? – Уинни тоже вскочила и уперлась руками в бедра. – Хотите знать, что мне поведала печальная история о вашем деде? Да то, что он глупец, раз поставил на кон в карточной игре свой мотель! О чем он только думал?

Глупец? Ксавьер сжал кулаки – его охватила дрожь.

– Мне известно, что Лоренцо женился, и у него родились три сына. Не похоже что-то на разбитое сердце. Вы удивлены? Вы что, ожидали, что я не наведу справок о «Рамос корпорейшн»? Я знаю, что Лоренцо основал грандиозную гостиничную сеть.

Лоренцо с головой ушел в работу, потому что домой его не тянуло. Но Ксавьер не собирался рассказывать об этом Уинни.

– А это означает, что он мог бы выкупить «Дом Эгги» в любой момент, пока был жив… если ему это было так важно.

«Если?»

– Он был гордый человек!

– Если он действительно любил Эгги, но из гордости не стал ее добиваться, то… то разбитое сердце он заслужил.

– Вы такая же бессердечная, как и ваша бабушка!

Уинни прикрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Я всего лишь указываю вам, что вы знаете только одну сторону истории. Могу вам сказать прямо сейчас, что Эгги любила мужское внимание и никогда не делала из этого секрета. И также могу сказать, положа руку на сердце, что она ни за что не стала бы мошенничать в делах чести. Но вы ее не знаете, и поэтому я не жду, чтобы вы мне поверили. То, что произошло между Эгги и Лоренцо, не имеет к нам с вами абсолютно никакого отношения – нас это не касается. И у меня нет никакого желания беспокоиться по этому поводу в дальнейшем.

Сердце у него жгло.

– Вы не любите свою бабушку?

– Наоборот – я ее обожаю.

– Неужели вам все равно то, что я собираюсь стереть любой след Эгги, вашей обожаемой бабушки, в этом мотеле?

Нахмурившись, она приблизилась к нему.

– Ксавьер, Эгги живет в сердцах всех тех, кто ее любит: в моем, в сердце моей матери… в сердце Лоренцо. А это, – она указала на конференц-зал, имея в виду весь мотель, – это будет лишь кучей старого кирпича, когда вы тут все разрушите.

У этой женщины нет ни капли сентиментальности! Но из-за нее он чувствует, что в чем-то виноват, словно он мальчишка, совершивший плохой поступок, который надо исправить.

Ксавьер вскинул голову с таким властным видом, что Уинни захотелось стукнуть его.

– Я могу принять ваше увольнение в любое время, мисс Стивенс.

– Что же вы не назвали меня Уинни Антония? Ведь полное имя имеет больший вес.

Он сердито посмотрел на нее, но не успел открыть рот, как она продолжила:

– Я не собираюсь увольняться. Я знаю, что в мотеле грядут изменения. Это не предмет спора – некоторые изменения назрели уже давно. Что касается истории с нашими дедушкой и бабушкой, то, как я и говорила, я не намерена этим заниматься.

Ксавьер испепелил ее гневным взглядом, но в дверях в этот момент появилась Эйприл.

Уинни встала и извинилась.

– Надеюсь, что это важно, – пробормотала она себе под нос.

Эйприл зашептала Уинни на ухо. Повернувшись к Ксавьеру, Уинни коротко заявила:

– Простите, но мне совершенно необходимо срочно уйти.

– Неужели нельзя?..

– Нет, никак нельзя.

Времени на спор не было. Уинни быстро шла по коридору к комнате под номером двенадцать. Не обращая внимания на табличку «Не беспокоить» на двери, она постучала.

– Миссис Гладстон? – Уинни постучала громче. – Серена?

Ответа не последовало.

Не раздумывая, Уинни открыла дверь своим магнитным ключом. Дыхание застряло в горле, когда она увидела Серену, лежащую на полу.

– Эйприл, немедленно вызывайте скорую. – Уинни кинулась к женщине, опустилась на колени и взяла за руку. – Скажите, что она диабетик и у нее беременность двенадцать недель.

Дрожащими пальцами Уинни нащупала у Серены пульс. Пульс был, но слабый. Слава богу! Она взяла холодную руку в свои и принялась растирать.

– Серена… Серена, милая, вы меня слышите?

Серена не шевелилась.

И тут Уинни увидела Ксавьера – он опустился на колени рядом с ней и взял Серену за другую руку.

– Dios, да она вся холодная.

Уинни не заметила, что он пошел за ней следом. Вероятно, хотел сказать, что уволит ее – как только догонит, – за непокорность.

Ксавьер хотел поднять бессознательную женщину, но Уинни его остановила:

– По-моему, не надо ее трогать.

Серена была беременна. Что, если они случайно навредят и ей, и ребенку?

Не говоря ни слова, он стянул с кровати стеганое одеяло и укрыл Серену, аккуратно подоткнув одеяло со всех сторон.

– Чем еще я могу помочь?

– Подержите ее за руку. – Уинни проглотила ком в горле – она не ожидала от него такой… заботливости.

– Она вас хорошо знает? – спросил Ксавьер.

Уинни кивнула.

– Если она придет в сознание, то знакомое лицо ее успокоит, – сказал он.

Это разумно. А то, что она сейчас попросит его сделать, крайне неприятно.

– Вы не могли бы проверить ванную? Нет ли там следов рвоты или крови?

Но он даже глазом не моргнул, пошел в ванную и вернулся через минуту.

– Рвота есть, а крови нет.

Значит, Серена не потеряла ребенка. Пока не потеряла.

– Надо сказать об этом парамедикам, когда они приедут.

В дверях появилась Эйприл.

– Скорая будет через пять минут. Тина проводит врачей сюда сразу же. Я вам здесь нужна?

– Спасибо, Эйприл. И еще: я бы хотела поменьше любопытных глаз, насколько это возможно. Мы обязаны уберечь от этого миссис Гладстон.

– Сделаю все, что смогу, – пообещала Эйприл и закрыла за собой дверь.

Уинни осторожно отвела волосы с лица Серены.

– Серена, милая, вы меня слышите? Сожмите мне руку, если слышите.

Но Серена не двигалась.

Неожиданно в руке оказалась влажная салфетка. Присутствие Ксавьера придало Уинни уверенности. Она обтерла Серене лоб, щеки, продолжая с ней разговаривать.