— Что ты! — машет рукой. — Не вздумай никуда ходить!

— Ну хоть на озеро можно? Оно же совсем в другой стороне!

— Ну что ж тебе не сидится-то, пташка моя! — вздыхает.

— Так они месяц тут будут, если не больше! Что ж мне, вообще из дома не выходить?

— Выходить, конечно, — соглашается Тересия неохотно. Смотрит, словно хочет что-то добавить, но лишь снова вздыхает. — Скорей бы уж императрицу объявили.

— И что? — не могу понять.

— Ничего, девочка, ничего, — задумчиво поглаживает волосы.

Стараюсь не сердиться, она ведь любя!

Дарсаль

— Ну как? — улучив момент, шепчет повелитель.

Еще раз обвожу взглядом нарядный зал — отсветы ламп мельтешат, сбивая восприятие. Стражи постоянно вокруг императора так, чтобы метки образовывали защитные узоры. Слишком много людей: кроме девяти высших леди с мужьями, по-моему, все правительственные семьи собрались, включая дальних родственников. И каждая отрядила парочку девиц на выданье, в надежде что приглянутся Иллариандру.

— Ничего, — отвечаю.

Даже близко нет, мутные ауры в грязных разводах, алчность, корысть, вожделение. Страх, надежда, раздражение.

— А я-то мечтал, что все окажется просто, — посмеивается император.

Как обычно, не вижу его, лишь смазанные отпечатки движений — легкий кивок, призывающий искать дальше. Сомневаюсь, что мы здесь сможем найти императрицу. Завтра Стражи разойдутся по городу в поисках кандидаток, потом специальная охрана из зрячих организует встречи. А уж после моя работа — окончательный выбор.

Жду, когда бесполезный прием наконец окончится. Но это для меня бесполезный, а император и советники заняты решением сопутствующих вопросов — торговля, пограничные дрязги и прочие проблемы, обычно обсуждаемые парламентариями на нейтральных территориях. Все это облекается в светские полутона и условности, а Иллариандр между делом успевает еще и пару десятков танцев станцевать. Каждый раз с другой девушкой. Политика.

Нам расслабляться нельзя, постоянно отслеживаем опасность. Зато к концу вечера уже различаю почти каждого из приглашенных и обслуживающих по ауре, соотношу с голосом. Ребята поставили метки на мужчин — здесь их едва ли больше, чем днем в толпе. Почти у каждой леди есть муж. Мужа иметь престижно, невзирая на то, что несколько раз в году мужчины должны отрабатывать — оплодотворять женщин по какому-то очень сложному списку с кучей разрешений. В Йоване тоже плохо с рождаемостью.

Запоминаю претенденток, чтобы повторно не рассматривать, впрочем, император и сам уже понял — здесь нам делать нечего.

Далеко за полночь, под свет Раума провожаем Иллариандра в особняк.

— А последняя ничего, хорошенькая, — шепчет с надеждой. — Совсем не подходит?

— Нет, мой повелитель, — отвечаю с сожалением.

— Ну что за женщины у них тут, — ворчит.

У нас разве лучше? Молчу. Ты бы на свою Шарассу взглянул моими глазами.

Доводим до покоев, у двери стоят другие Стражи. Нас отпускают отдыхать, только Ивен остается. А мне завтра целый день работать.

Иду в выделенную комнату, наши предшественники в свое время неплохо поработали, все обустроено именно так, как нужно. Притом что за тайны Стражей мы спокойны: никто в мире их не знает. Даже император.

Не успеваю слегка расслабиться, как раздается легкий стук в дверь. Приходится подняться, отворить. Женскую ауру ни с чем не спутать.

— Эр Дарсаль? — произносит гортанно.

Сторонюсь слегка, чтобы зашла. Странно, ни обычного отвращения, ни страха, что часто испытывают женщины при виде нас. Особенно непривычные женщины Йована. Закрываю за ней, жду.

— Я Хельта, — представляется, припоминаю, видел на приеме. Какая-то дальняя ветвь младших правительственных семей. Ничего особенного. — Подумала, возможно, вам захочется скоротать вечер?

Учитывая, что знает мое имя и комнату, видимо, за нее «подумали». Проводит пальцами по руке, поднимается к плечу. Синее любопытство, легкое красноватое возбуждение. А, Раум с ним, почему бы не расслабиться!

— Захочется, — соглашаюсь, придерживая омаа.

Кажется, смотрит в глаза. Поднимаю руку провести по лицу, прочитать изгибы, составить портрет. Иначе ведь никак не увижу ее черт.

Прикосновение обжигает — не сильно, так, чтобы омаа дотронулся, обтек, лучше помог в восприятии. Но девушка вздрагивает, вскрикивает, взрыв черного страха. Демон, похоже, ее чем-то опоили. Или сама для храбрости.

Убираю руку, отворачиваюсь.

— Уходи, — говорю глухо, усмиряя взъярившийся омаа.

— Эр Дарсаль…

— Уходи!

Ноэлия

Три дня просидела дома, с тоской глядя то в окно, то на экран. Императора не показывают, только совсем издалека: вроде какие-то запреты у них, из соображений безопасности, да и вообще заснять нельзя, когда он в окружении Стражей. Кадры засвечиваются, лишь пятна неясные.

Девочки, поначалу воодушевленные, приходят домой сердитые и обиженные: слишком мало мужчин приехало, слишком много желающих.

На четвертый день разразился скандал, подняв с кровати ни свет ни заря.

— Я вам что говорила! — громыхает снизу мадам Джанс. — Нельзя никому ничего обещать, у них печати специальные, как только договор скреплен — не нарушить! До хворей и страшных несчастий доходит!

— Я не скрепляла, — плачет кто-то из девочек, Сирма, кажется. — Он прикоснулся и обжег!

Выглядываю в коридор, натыкаюсь на Алму.

— Что там? — спрашиваю.

— Да тут по району вчера кто-то из Слепых крутился, Сирма где-то услышала, мол, они императрицу помогают выбрать, вот и решила ему понравиться… да мадам Джанс вовремя пресекла.

— Слепые выберут, ага, — хихикаю. — А ты как?

— Идем на пляж, — предлагает тоскливо.

Раздумываю несколько мгновений, соглашаюсь:

— Пошли.

Сколько ж можно дома сидеть? А Алме, похоже, поговорить хочется.

Собираемся наскоро, сейчас каникулы по случаю императорского приезда, потом снова учебой загрузят.

Внизу уже полное примирение, Сирма рыдает на обширной груди мадам Джанс, та ее поглаживает и успокаивает, бросает на нас быстрый взгляд.

— Мы на озеро! — сообщает Алма.

— Там вы мужчин вряд ли найдете, — предупреждает мадам Джанс.

— И к лучшему, — улыбаюсь.

— Да их вообще нигде не найдешь, — сердито отвечает Алма. — Только знатным и достанется, а мы кому нужны.

— Отдохните, мои котятки, — соглашается мадам Джанс, возвращаясь к вразумлению Сирмы.