— Это не оно.

— Что не оно?

— Уже целых два дня все тихо. Это не рецидив.

Подошел официант. Тим откинулся в кресле, чтобы не мешать ставить тарелки. Обычно, когда приносили заказанное, Джейн заправляла волосы за уши и брала в руки приборы. Теперь же она отодвинула блюдо и, поставив локти на стол, посмотрела на мужа в упор.

— Тим, это ведь в третий раз.

— Ты бы видела меня сегодня…

— А вчера я нашла тебя в лесу, помнишь?

— Я сидел за столом как приклеенный, меня никуда не тянуло.

— Мы оба знаем, что уже дважды…

— Ты есть будешь?

Она посмотрела на тарелку.

— Нет.

— Что мы тогда здесь делаем, если ты не намерена есть?

Связываться не хотелось. Джейн взяла вилку, Тим проглотил первый кусок.

— Давай просто предположим… — Она подбирала слова. — Что, если все-таки вернулось? Что тогда?

Он откусил еще кусок.

— Тогда я куплю пистолет, — ответил Тим, прожевывая и снова берясь за бокал, — и вышибу себе мозги.

Джейн медленно убрала локти со стола. Он не шутит? Тим подбирал с тарелки макаронину за макарониной. Неужели он дошел до точки? В глазах у Джейн потемнело. Самоубийство? Ему кажется, что он со своим телом один на один, а все остальные за оградой. Но ведь это не так! Джейн резко встала и вышла из кабинки.

В кино в таких случаях всегда бросают на стол наличные; наличных у него не было, но он все равно вскочил, тотчас пожалев о том, что реакция Джейн оправдала ожидания. Вытащив из бумажника кредитку, Тим последовал за женой. Та быстрым шагом пересекала стоянку, поделенную между разнокалиберными магазинчиками и супермаркетом, заставленную машинами и огромную, как футбольное поле.

— Джейн! — крикнул он, еще не успев выйти за порог. Сидящие у окна обернулись.

Ветер пополам с колючим снегом без предупреждения вмазал ему под дых и завыл в ушах.

— Джейни!

Тим кинулся за ней. Она выбежала в чем была, без пальто, и теперь шла, обхватив плечи ладонями и согнувшись под напором ветра. Наконец он догнал ее и уже протянул руку, но Джейн нырнула в щель между двумя машинами. Он все-таки ухватил ее в последний момент.

— Постой, Джейн, пожалуйста!

Вывернувшись, она стукнула его тыльной стороной кулака — удар пришелся прямо под ключицу, и Тим поморщился.

— Какая же ты свинья! — выдавила она сквозь стиснутые зубы. Злые слезы брызнули из глаз, словно выдернутые из кирпичной кладки непослушные гвозди. — Как у тебя язык повернулся?

Тим промолчал. Они стояли смятенные, онемевшие. Узкое пространство между ними наполнялось паром разгоряченного дыхания. Джейн толкнула мужа обеими ладонями в грудь, и он попятился, но успел перехватить ее запястья. Она вывернулась снова.

— Я ляпнул, не подумав.

— Ляпать такое после всего, что мы пережили…

— Я никогда на это не пойду.

— Откуда мне знать?

Мимо прогрохотал тележкой покупатель. Тим обнял жену за плечи и притянул к себе, но она по-прежнему скрещивала руки на груди.

— Никогда, — пообещал он.

8

На следующий день она приехала в Нью-Йорк — в Нижний Бронкс, в заведение под красной пластиковой маркизой с рекламой африканских кос. Припарковавшись у обочины, Джейн вышла из машины в облако снежной пыли, которую взметнул пропыхтевший по заброшенной улице снегоочиститель. Выщербленные кирпичные фасады, угрюмые и обезображенные, придавали району сходство с гетто. Ветер гонял мусор по тротуарам. Сетчатая ограда вокруг неухоженной площадки закручивалась с одного угла, словно открытая банка сардин.

Джейн сверила фамилию и адрес с написанным на бумажке. Витрина в обрамлении красной рождественской гирлянды была почти целиком заклеена пожелтевшими вырезками из парикмахерских журналов. Такой же коллаж украшал и дверь в небольшой зальчик, где двое темнокожих парикмахерш (одна — альбиноска с розовыми пигментными пятнами) в тяжелых прорезиненных фартуках колдовали над сидящими в креслах матронами. Обе разом обернулись, оторвавшись от своего занятия, когда вошла Джейн. Повсюду змеились провода, пестрели флаконы с распылителями и отражались в зеркальных стенах пыльные искусственные растения. Тим спал у дальней стены на составленных в ряд складных стульях.

Дверь распахнуло порывом ветра.

— Захлопните покрепче, — попросила альбиноска.

Джейн послушалась. Она смотрела на них с натянутой улыбкой, чувствуя себя пришельцем из другого мира, вторгшимся в совершенно инородную среду.

— Это мой муж, — показала она на спящего.

По дороге домой они не обменялись и парой слов. Только на выезде из города Тим проронил:

— Они были очень любезны. Я предложил им сорок долларов… не взяли.

— Как тебя вообще пустили?

— Я сказал, что у меня спазмы в груди. Пообещал заплатить, если дадут мне посидеть у них на стуле, но от денег они отказались.

— А стул дали.

— Мы привыкли считать, что человек человеку волк, но, как выясняется, тебе охотно позволят прилечь и даже позвонят жене.

— Нельзя же всегда рассчитывать на людскую доброту, — возразила Джейн.

Они въехали в гараж, Джейн выключила мотор; ни один из них не сдвинулся с места. Уж теперь-то, после салона с африканскими косами, он должен образумиться? Однако Тим молчал, и Джейн догадалась — он не намерен сдаваться. Свет выключился. Они сидели в чернильной темноте, словно влюбленные старшеклассники, не научившиеся еще выражать чувства словами и считающие автомобиль своим единственным пристанищем.

— Что ты чувствуешь при виде темнокожего альбиноса? — спросил Тим.

— Жалость.

Он уставился в стенку через лобовое стекло.

— Я тоже.

9

Когда случилось второе обострение, Бекке едва исполнилось тринадцать.

Пубертат был кошмаром. Все уверяли Бекку, что полнота — это детский жир, и он уйдет, а он все не уходил. Нет, она не растолстела, не прибавила резко в весе — просто никак не могла сбросить имеющееся.

В чем разница между белками и углеводами, она впервые спросила у мамы в десять лет. На Рождество и дни рождения заказывала длинные списки пособий по фитнесу и похудению.

— Почему я такая толстая? — допытывалась Бекка. — У нас ведь других толстяков нет в родне?

Родители делали все, что могли: обращались к диетологам, эндокринологам, акупунктуристам, покупали ей снаряжение для бега и абонементы в женские фитнес-центры, заказывали замысловатые тренажеры и высокотехнологичные пластиковые штуковины, рекламируемые по телевизору. Не помогало ничего.