Как только он прошептал заклинание, появилось ещё три крюка – больше, чем все предыдущие. Их внешние округлости были остры, как скальпели. Они метнулись к открытым на груди и животе Хейадата участкам жира и видневшегося под ним мяса, вспороли тело и уцепились за внутренности.

Эффект одного удара проявился незамедлительно – он пробил левое лёгкое. Хейадат оборвал крик и принялся ловить ртом воздух, а его дерганье превратилось в безнадёжные конвульсии.

– Прикончи его, милости ради, – простонал Раговски.

Киновит повернулся спиной к жертве и посмотрел Раговски в лицо. Под холодным, мёртвым взглядом демона даже тело оживленного трупа покрылось мурашками.

– Хейадат был последним, кто попытался мной распоряжаться. Ты окажешь себе услугу, если не пойдёшь по его стопам.

Даже пережив объятия смерти, Раговски понял, что боится стоявшего перед ним расчётливого демона. Оживлённый маг глубоко вдохнул, собираясь с остатками мужества.

– Что ты пытаешься доказать? Думаешь, умертвишь кучу людей самыми изощрёнными способами, и тебя прозовут Безумцем или Мясником? Сколько бы гнусных пыток ты не изобрел, ты все равно останешься Иглоголовым.

Воздух замер. Верхняя губа киновита поползла вверх. Он молниеносно выбросил руку, схватил Раговски за жилистую шею и притянул мертвеца к себе.

Не отрывая взгляд чёрных глаз от мага, демон снял с пояса трепан, большим пальцем включил прибор и приставил его к центру лба Раговски. Сверло пробуравило череп колдуна и спряталось в корпус.

– Иглоголовый, – повторил невозмутимый Раговски.

Киновит не ответил. Он просто повесил трепан обратно на пояс и засунул пальцы себе в рот, выискивая что-то, внедрённое в нижнюю челюсть. Нащупав искомое, он достал его наружу – это был маленький, скользкий, почерневший обломок, подобный гнилому зубу. Киновит поднес пальцы к дыре в черепе воскрешенного мертвеца, вставил в неё объект и в ту же секунду отпустил шею Раговски.

– Кажется, вскоре я умру окончательно. Так? Перефразируя Черчилля, утром я превращуюсь в обычную кучку праха, а ты так и останешься Иглоголовым, – прорычал Раговски.

Киновит уже повернулся к нему спиной. Крюки, пронзавшие тело Хейадата, явно дожидались хозяина, чтобы свершить coup de grâce[8]. Облагодетельствованные его взором, они показали, на что способны.

В потолке коренилась цепь с крюком, который демон любовно прозвал Рыболовным Крючком. Он резко вонзился Хейадату в нёбо, и рванул вверх, подняв над землей всю тушу. Киновит бросил взгляд на облепленные свернувшейся кровью звенья, и один за другим последовали взрывы алой жидкости. Руки Хейадату перерубило пополам, ноги – также. Огромные ляжки были изодраны, изрыты цепями от паха до колен. С лица сняли кожу, и три крюка, глубоко сидевшие в груди и животе мага, в одну секунду вырвали сердце, легкие и внутренности. Никогда еще не свершалось такого быстрого вскрытия.

Исполнив задание, цепи проволокли трофейные куски плоти по лужам крови и исчезли там, откуда явились. Осталась лишь одна цепь, цепь с Рыболовным Крючком, на которой покачивалось существенно облегченное тело Йяшара Хейадата. Обвислый, растянутый желудок хлопал белыми от жира стенками.

– Сегодня все фейерверки снова были красными, – промолвил киновит так, словно ему всё это наскучило.

Феликссон, который всё это время трахал Коттлав, выскользнул из неё и попятился от разраставшейся лужи крови. Пытаясь найти опору, он нащупал что-то мягкое. Феликссон развернулся, и ему скрутило кишки.

– Лили… – едва выдавил он.

Демон повернул голову, чтобы взглянуть на находку Феликссона. Лили Саффро. Очевидно, убиение Хейадата оказалось для неё слишком суровым зрелищем. Она лежала, привалившись к дальней стене. На её мертвом лице застыл шок, а руки были прижаты к груди.

– Покончим с этим, – сказал демон и развернулся к тройке выживших магов. – Ты. Феликссон.

Лицо мужчины было перепачкано смесью соплей и слез.

– Я?

– Роль пса тебе удалась. У меня есть для тебя работа. Подожди меня в проходе.

Киновиту не было нужды повторять дважды. Феликссон вытер нос и, последовав указаниям демона, выскользнул из мавзолея. Пускай он голышом шёл прямо в Ад, и в спину ему дышало существо, безжалостно растерзавшее на куски почти всех его друзей, Феликссон радовался своей участи.

На самом деле, он был так рад, что выскочил в угловатый проход в стене мавзолея, и ни разу не оглянулся. Феликссон отошел подальше, чтобы не слышать крики умирающих товарищей, присел у крошащейся стены и заплакал в ожидании хозяина.

– Что со мной? – спросил Раговски.

– Ты инфицирован моим крошечным братом, Джозеф. Червём, сотворённым из частицы меня самого. Из колыбели у моей щеки я пересадил его в отверстие в твоём черепе. Его тело наполнено миниатюрными яйцами, и чтобы вылупиться, им нужна мягкая, тёплая среда.

Раговски не был глупцом. Он чётко понимал значение сказанных слов. Они объясняли непрошеное давление внутри головы, бурлящее движение позади глаз, резкий привкус горькой жидкости, сочившейся в горло из носовой полости.

Раговски харкнул и плюнул в киновита сгустком мокроты, но демон отразил его, сменив траекторию полета слизи едва заметным движением пальцев. Когда сгусток упал на пол, Раговски увидел всю правду: выхаркал он не мокроту, а клубок червей.

– Ну ты и сволочь, – сказал Раговски.

– У тебя имеется редчайшая возможность умереть во второй раз, и ты расходуешь воздух на банальные оскорбления? Джозеф, от тебя я ждал большего.

Раговски начал задыхаться в припадке кашля. Он попробовал восстановить дыхание, но горло забилось копошащимися комками. Он упал на колени, и удара хватило, чтобы ветхая мертвецкая кожа порвалась. Усыпая землю вокруг, из его тела полезли черви. Раговски собрал остатки воли и поднял голову в последнем акте неповиновения, но не успел он наградить палача презрительным взглядом, как его глаза провалились в глазницы, и губы с носом тут же постигла схожая участь. Его лицо исчезло в считаные секунды – его низвели к костяной чаше, до краёв наполненной кишащими порождениями киновита.

Позади Раговски раздался пронзительный вопль. Покончив, наконец, с магом, демон развернулся на шум и обнаружил, что слишком увлёкся разрушением воскрешенного мертвеца и пропустил, как Коттлав родила единственного за всю свою жизнь ребёнка. Однако не она испустила тот крик. Труп Коттлав лежал на спине – произведение потомства разорвало её пополам. Тварь, сотворённая демоном в её нутре, извивалась в луже собственных смрадных жидкостей и орала голосом, который демон принял за крик её матери. Существо было женского пола и на первый взгляд могло сойти за человека.

Демон обвел мавзолей взглядом – зрелище было впечатляющим. У двери валялись куски Полтэша. На Рыболовном Крючке всё ещё покачивалась голова да изувеченный торс Хейадата. Разорённое временем тело Лили Саффро лежало в углу, храня предсмертную позу; лицо печально свидетельствовало об эмпирической силе самого страха – жизнь Саффро унесло То единственное, на Чей зов рано или поздно откликнется душа каждого живого существа. И, наконец, Раговски, превратившийся в жалкое месиво костей и червей.