Только деревья, грязь и машина. Звук хруста металла. Я вновь открываю глаза, пытаясь мыслить ясно. — А в следующую секунду мы уже катились вниз.

Доктор кивает, складка образуется между его бровями в ожидании, пока я соберу воедино кусочки моего спутанного сознания. Я закрываю глаза, и вспышки становятся быстрее. Лица, боль, кровь, футболка Мэдисон, Винсент, отвращение на лице База. Все возвращается, и слезы текут по моим щекам.

— Он ударил меня чем-то, — шепчу я, поднося дрожащую руку к жгучей боли, разрывающая живот. Я шиплю проклятие, на долю секунды забыв о своих ранах. — Я не знаю, что случилось потом. Он был там всего секунду, а потом исчез.

Доктор кивает, на его лице написано беспокойство.

— Вы помните, как вылезли из машины?

— Нет, — я непреклонно качаю головой, хотя больно это делать. — Он оставил меня там умирать. Я думаю, мы… мы спорили… потом машина разбилась. Мне было… — я замираю, задыхаясь от внезапной волны эмоций, когда воспоминание врезается в меня. — Мне было так больно, что я не смогла остановить его, когда он ударил меня ножом. Она помогла мне. Я услышала ее голос, и она помогла мне.

Выражение беспокойства на лице доктора в этот момент должно было бы настораживать, но я так поглощена воспоминаниями и болью, роящейся в моем теле, как улей рассерженных пчел, что не обращаю на это внимания.

— Кто помог?

— Мэдисон. Моя сестра. Она помогла мне вылезти из машины. Она сказала мне, что все будет хорошо, я… я не знаю, как она это сделала, но она вытащила меня, и вскоре после этого машина скатилась с обрыва. Я бы умерла, если бы не она.

Я слышу чей-то резкий вздох, и когда я смотрю, я понимаю, что это моя мать. Отец крепко обнимает ее, а ее голова покоится у него на груди. Это защитное объятие, но я никогда не имела удовольствия испытать его от мужчины, о котором идет речь. Неодобрение в его глазах как шок для системы и пощечина, возвращающая к реальности.

Доктор откашливается, глядя на офицеров. Один из них потирает виски, а другой что-то записывает в блокнот.

— Мисс Райт, вы ведь знаете, что ваша сестра умерла много лет назад, верно?

То, как доктор задает вопрос — медленно и мягко, словно не хочет меня напугать, — заставляет волосы на моем затылке встать дыбом.

— Да, я в курсе, — скриплю зубами я. Удушающая волна боли накатывает на меня, мешая дышать. Если мне в ближайшее время не дадут обезболивающих, я упаду в обморок. — Но она была там. Я видела ее. Она вытащила меня из машины.

Слова извергаются из моих губ, как рвотный снаряд, только я проклинаю себя, потому что недостаточно ясно представляю себе последствия, которые эти слова могут иметь для меня.

— Иногда наши мысли обрабатывают и выдумывают вымышленные сценарии, находясь под давлением. Думайте об этом, как о защитном механизме мозга. Видите ли, я считаю, что вам было так больно, что вы вообразили, словно ваша сестра помогает вам. Думаю, что человек, с которым вы были, помог вам, прежде чем вы полностью не потеряли сознание, упав вместе с машиной.

Гнев щекочет мне затылок.

— Нет. Я уверена, что это была она, — выдыхаю я сквозь очередную волну боли. Она такая ослепительная, буквально крадущая воздух из моих легких. — Мы разговаривали. Ради бога, она взяла меня за руку. Винсент оставил меня там умирать. Он ударил меня ножом, потому что я узнала правду. Я знаю, что они сделали.

Брови доктора медленно изгибаются. Это похоже на своего рода вызов. Краем глаза я замечаю, что один из офицеров делает шаг вперед, явно заинтересованный тем, что я собираюсь сказать.

— И что это за правда?

Холодный пот стекает по моему виску, и мое тело начинает перегреваться от дискомфорта ран. Мне нужно, чтобы он перестал задавать вопросы и помог мне.

— Они убили ее! — рявкаю я, вцепляясь свободной рукой в простыни подо мной и хватаясь за них изо всех сил. — У меня были доказательства, но потом… потом он нашел меня, а затем произошла авария. Я думаю. — я подношу свободную руку к голове, энергично потирая висок. Ослепляющая головная боль не дает мне ясно мыслить. — У меня нет доказательств, больше нет, но… но они были. Если кто-то может просто вернуться на то место и посмотреть, он увидит. Они поймут.

— Ох, ради Бога, — раздраженно бормочет отец.

Я бросаю на него уничтожающий взгляд. На языке вертится сказать ему, чтобы он отвалил. Если он мне не верит, пусть уходит. Они оба могут проваливать. Я не просила их приходить. Не просила их тратить драгоценное время на заботу о дочери, которая, как они надеялись, тоже умерла.

Трудно поверить, что когда-то мы с отцом были близки. Время и смерть обладают способностью изменять отношения так, как мы никогда не считали возможным. Она превращает душу скорбящего человека во что-то новое. Крутит до тех пор, пока что-то не отделяется. Ничто не может подготовить человека к смерти. Мы не могли позволить себе роскоши проехать мимо боли, чтобы добраться до исцеления. Нас просто охватывает печаль. Горе поднимает свою уродливую голову, и непростительно топит нас, и на какое-то время мы начинаем задаваться вопросом, лучше ли оставаться под водой, чем когда-либо дышать снова.

Вот что сделала с нами смерть Мэдди. Вот что она все еще продолжает делать с нами.

— Мисс, мы уже сделали это…

Доктор прочищает горло, поднимая руку между мной и офицером, не позволяя ему закончить фразу.

— Пожалуйста, офицер, позвольте мне разобраться с этим. Моя пациентка только что вышла из комы. Мне не нужно, чтобы вы двое ее пугали.

Хотя очевидно, что он этого не хочет, офицер отступает. Он идёт к своему напарнику, и их взгляды прожигают меня насквозь. Я им не нравлюсь, это очевидно. Они не чувствуют угрызений совести за меня, за то, что мое тело в руинах, когда я лежу в этой постели.

— Полиция уже обыскала весь район, но ничего не нашла. Только ваша машина и брошенная лопата. Больше ничего не было найдено.

Слезы разочарования жгут мне глаза. Мне хочется стукнуть кулаками по этому матрасу и закатить истерику, как ребенок, который не добивается своего, что угодно, лишь бы выпустить пар.

— Это невозможно. — я перевожу взгляд с офицера на доктора и обратно. — Он… он, должно быть, вернулся туда и забрал все улики. Он прячет. Вы должны найти. Ее футболка была уликой. Это все, что у меня было. Неужели вы