Люди на балконе все еще веселятся — такие счастливые и беззаботные, как и всегда, — но я не хочу в этом участвовать.

Я распахиваю двери и кричу всем, чтобы убирались. Большинство из них игнорируют меня, все еще танцуя и выпивая. Когда мое терпение подходит к концу, я швыряю бутылку бурбона в стену, и начинается хаос. Девушки бегут, крича от страха, и все остальные, наконец то, начинают действовать, направляясь к выходу. Когда все уходят, из пентхауса доносится только журчание жидкости, все еще льющейся из разбитой бутылки, и тишина. Неловкая тишина, такая же оглушительная, как и неподвижная.

Устало вздохнув, я ложусь на кровать и кладу голову на руки. Не знаю, как я этого не заметил. Я должен был увидеть ее ложь за километр, но я, черт возьми, впустил ее. Глупо было думать, что она другая. Глупо было полагать, что я могу ей доверять.

Я не мог ошибиться сильнее.

Спотыкаясь, я выхожу из комнаты, не обращая внимания на беспорядок на кровати или на балконе. Мой взгляд останавливается на толстой стопке бумаг, аккуратно разложенных на кофейном столике. Те самые, которые Маккензи умоляла меня прочесть. Вопреки здравому смыслу, я опускаюсь на диван и хватаю толстую стопку, выражение отвращения искажает мои черты. Я обмахиваю страницы веером и вижу, что каждая заполнена словами. Возможно, еще больше лжи.

Ложь поверх лжи это все, на что она сейчас способна.

Я стискиваю зубы, просто думая об этом. Парни были правы, и я ненавижу тот факт, что заступился за нее. Я привел ее в свою жизнь, почти поручился за нее, и они были правы с самого начала. Она была именно такой, как о ней говорили, — нашей погибелью и моим падением. Каждый раз, вспоминая этот случай, я задаюсь вопросом, не было ли все это обманом. Играла ли она со мной с самого начала, или была так же глубоко погружена, как и я, и просто не могла найти свой собственный выход?

Это дилемма. Маккензи появилась в моей жизни не вовремя. В то время, когда я не искал любви или чего-то большего, чем просто секс. Я не занимался отношениями. Меня не волновали девушки и их чувства. У меня имелись свои проблемы, свои секреты и скелеты в шкафу, через которые мне нужно пробираться. У меня есть обещания, которые я давал, и обещания, которые я намеревался сдержать. Я был человеком слова, и гордился этим, и само присутствие Маккензи в моей жизни поставило все это под угрозу. Она изменила все так быстро и тихо, что я не заметил, как это произошло. Она заставила меня захотеть поменять правила ради нее, и в этом заключается проблема. Девушки не встают между Дикарями, но она почти встала.

Теперь все не так ясно. Вода, смотрятся на меня, мутная. Я все еще в беспорядке, который мне необходимо убрать, и вещи, которые я должен сделать, чтобы выполнить свою часть сделки. Я просто не понимал, что сделка будет стоить мне ее. Все вращалось вокруг нее. Я должен был увидеть это раньше, но был ослеплен тем, что испытывал к ней. Я больше не повторю этой ошибки.

Теперь у меня одно намерение, и оно заключается в выполнении своего слова. Я никогда не нарушал обещаний, особенно перед братьями. Если бы Маккензи знала, что для нее хорошо, она бы держалась подальше.

Взвесив тяжелую стопку страниц в руках, я играю с идеей выбросить, но, кажется, не могу заставить себя сделать это. Вместо этого я открываю первую страницу и уже собираюсь начать читать, когда кто-то стучится в мою дверь. Разочарованно хмыкнув, я швыряю стопку обратно на кофейный столик и распахиваю дверь с такой силой, что в этом нет необходимости.

— Что-то не так.

Маркус протискивается внутрь, меряя шагами пол. Я позволяю двери захлопнуться, не обращая на него внимания. Схватив еще одну бутылку ликера из бара, я возвращаюсь на свое место. Без единого замедления я осушаю содержимое, не обращая внимания на жжение в груди с каждым глотком.

Мне бы очень хотелось забыть о существовании Маккензи Райт.

— Винсент вел себя странно, чувак. Мне кажется, что-то не так. Ты говорил с ним или с кем-нибудь еще?

Я вздыхаю, ставя бутылку между ног.

— Неужели, блядь, похоже, что я говорил с кем-то?

— Что, черт возьми, с тобой происходит, Себастьян? Тебя не волнует, что Винсент из всех ведет себя подозрительно? Ты ведь знаешь, на что он способен.

В его глазах появляется панический блеск, который должен меня взволновать, но я ничего не ощущаю.

— Не совсем.

Я закрываю глаза и откидываю голову назад. Алкоголь, струящийся по моим венам, облегчает попытку отключиться от Маркуса и его выходок. Он все бормочет и бормочет о том о сем, и, наконец, напившись, я протягиваю ему бутылку.

— Просто заткнись и пей, или проваливай.

Он морщится, но хватает бутылку за горлышко и делает большой глоток. Он садится на диван напротив меня, и мы проводим там остаток дня, выпивая бутылку и отключаясь. Впервые за много дней я смог заснуть. Впервые за несколько дней я получил передышку от мыслей о Маккензи и невыносимой боли в груди.

Однако ничто хорошее не длится вечно.

Прошлое

Я стою в плохом настроении перед ревущим костром. Волны жара просачиваются сквозь ткань моей одежды, облизывая плоть и очищая ее от кожи. Как бы мне этого хотелось. Я безрассудно пил всю эту ночь.

Мы с Саммер снова расстались.

Это дерьмо: расстались, сошлись, уже надоело. Мое сердце не разбито. На самом деле, я не очень-то и заботился о Саммер или любой другой девушке, с которой встречался в прошлом. Я оцепенел, просто двигаясь. Если быть честным, я не знал, почему так много других заботились о том, чтобы мы были вместе. Все расставания одинаковые. Городок шепчется, сплетничает, все та же старая гребаная драма. Саммер стала спасением, которое я слишком стремился использовать.

Порядочный парень почувствовал бы себя виноватым за то, что не расстроился, но я не был таким. Меня просто раздражал тот факт, что я больше не смогу использовать наши отношения как убежище для своих собственных проблем.

Саммер была теплым телом, которое иногда заставляло меня смеяться. Не знаю, почему я держал ее так долго. Парни ее ненавидели. Родители считали ее бесполезной тратой места в моей жизни.

Мне было скучно. Вот так.

Я еще не нашел своего места в этом мире, и мне так