Вопрос решили моментально. И вот через неделю недовольный звонок от самого Лаврентия Павловича. Неизвестно почему, но Берия решил, что его посмели ослушаться. И молодой заместитель министра попал, можно сказать, в немилость…

* * *

— …И помогли мне, кстати, Марк, сотрудники, которые работали у Лаврентия Павловича. Из кресла заместителя министра здравоохранения я уехал в Чувашию. Но, к счастью, именно этим дело и закончилось.

Марк слушал очень внимательно.

— Понял, Алексей Захарович. Я тоже буду считать, что мне в этом случае еще повезло.

— Не отчаивайся, Марк. Я со своей стороны тоже попытаюсь что-нибудь придумать. А пока иди и учись. Жизнь все расставит по своим местам. Главное сейчас — не делай никаких глупостей, чтобы не усугубить ситуацию. А пока иди.

Марк поднялся со стула:

— Спасибо, Алексей Захарович!

— За что?

— Да просто за понимание.

Через несколько минут Марк вышел из института. В скверике возле входа, почти засыпанная разноцветными листьями, стояла одинокая скамейка. Стряхнув листья, Марк присел на нее. Достал пачку сигарет. Аккуратно вытащил одну и закурил.

— Ну, что? Сидишь, приятель?

Марк поднял голову и посмотрел на подошедшего к нему человека. Им оказался Антон Воронцов. Марк улыбнулся:

— Ну, что Антон, как самочувствие?

— Отлично! А у тебя?

— Самочувствие — прекрасное. А вот жизнь…

— Ладно, не кисни. Пойдем лучше пройдемся. У меня к тебе серьезный разговор есть. Может оказаться весьма для тебя интересным.

— Что за разговор?

— Пойдем, и все узнаешь.

Друзья миновали сквер и вышли на тихую пешеходную улочку. Старую московскую. И не спеша пошли по ней к центру, который находился совсем недалеко.

Антон продолжил начатый разговор:

— Я тут посоветовался с отцом, и он мне подсказал один хороший момент, который тебе, я думаю, может оказаться полезным.

— И что за момент?

— У него есть хороший знакомый — профессор стоматологии в ГДР. А у того ученик уехал в ФРГ и открыл там стоматологическую клинику. Ведь ты, насколько я помню, на нашем курсе не только строительным отрядом руководил, но и считался одним из самых перспективных — в смысле врачебной практики — студентов?

Квитко усмехнулся.

— Так вот. Для тебя это вполне реальный шанс наладить свою жизнь…

— Я и хочу наладить. Но не бежать!

— Да это не бегство!

— Нет, это самое натуральное бегство! А я хочу добиться правды. Доказать всем собственную правоту!

Антон задумчиво пошевелил носком ботинка кучку разноцветных листьев.

Марк посмотрел на него с улыбкой и проговорил:

— Конечно, ты прав. Но если я уеду, то тот же Ветров будет злорадно потирать руки. Мол, «покинул Родину!». И тогда мое исключение из комсомола получит еще одно подтверждение. И все будут думать, что меня действительно исключили за дело!

Антон возразил:

— Но я же так не думаю?!

— Ты — это совершенно другое дело. А все другие будут думать именно так. И Ветров эти мысли будет всячески поддерживать. Он даже счастлив будет, если ситуация сложится подобным образом. Тогда все скажут, что Ветров был прав, сразу разглядел в комсомольце Квитко червоточину.

Антон хмыкнул.

— Ты же понимаешь, что если я уеду в капиталистическую страну, то обратно хода мне уже не будет, — продолжил Марк. — Как ты думаешь?

Антон посмотрел на Марка остро и серьезно:

— Я думал об этом. Честно — думал и очень серьезно. Но, послушай, что ты будешь иметь, если останешься в Советском Союзе? Ты исключен из комсомола, причем с весьма двусмысленной формулировкой — «противопоставление личных интересов общественным».

Марк грустно усмехнулся:

— Да уж, в прежние времена такой ярлык стал бы поводом уже для других оргвыводов.

— Ты, Марк, все правильно понимаешь. Конечно, проблема этих людей в том, что они, увы, не читали великолепную «Философию права» великого немецкого философа Гегеля, который в ней утверждал, что «интерес целого реализуется, распадаясь на особенные цели».

— Антон, никогда не думал, что ты читаешь таких авторов! В смысле — где челюстно-лицевая хирургия, а где — «Философия права» Гегеля?!

Самолет, следовавший рейсом из Тель-Авива в Ганновер, пошел на снижение. Спустя несколько минут он уже коснулся колесами взлетно-посадочной полосы и мягко, с легким шуршанием покатился по идеально ровному бетонному покрытию и вскоре остановился. К самолету немедленно подали трап.

Сидевший ближе всех к выходу молодой человек отстегнул ремень безопасности и встал с кресла. Он был высокого роста, черноволосый, с правильными чертами лица.

— Марк, мы уже прилетели? — В кресле, находящемся рядом с тем, с которого только что встал молодой человек, сидела эффектная девушка. На вид ей было около двадцати. Потянувшись, она повторила: — Мы что, уже в Германии?

Молодой человек с улыбкой посмотрел на девушку:

— Да, дорогая, уже прилетели.

Девушка еще раз потянулась:

— Наконец-то.

Пассажиры уже шли по проходу, выходили из лайнера и спускались по трапу на непривычно чистое летное поле. Марк с улыбкой показал Рите на бетонное покрытие аэродрома:

— Смотри, такое впечатление, будто аэродром вымыли с шампунем.

Рита в ответ улыбнулась.

В это время подкатил элегантный автобус «Мерседес». Цвет необычный — ярко-зеленый. Марк и Рита зашли в автобус и сели в мягкие, комфортные кресла. Вспомнилось слово, которое Марк вычитал в одном из классических учебников, где излагались требования к медицинскому оборудованию, и зубоврачебным креслам в частности. Эргономика. Он вспомнил, как придумывал для себя простое объяснение сложному термину — наука о том, как сделать окружающие предметы, а также средства производства, технику и кресла максимально удобными для человека.

Автобус подкатил к залитому лучами утреннего солнца зданию аэропорта. Их тонкие копья невидимо пронзали затемненные стекла здания. Молодые люди вышли из автобуса. В руках у Марка была добротная дорожная сумка. У Риты через плечо висела обычная дамская сумочка. Но в ней странным образом помещалось очень много предметов. Марк улыбнулся, вспомнив, как один из его сокурсников, поступивший в институт после службы в Советской армии — а служить ему пришлось в знаменитых воздушно-десантных войсках, — с определенной долей иронии отмечал, что женская сумка очень напоминает РД — рюкзак десантника. Места в ней мало, а умещается почти все. Все, как говорят женщины, самое необходимое.