И вдруг где-то там, но почему-то и здесь тоже, послышалось довольное:

— Великолепно, Коша, мы получили и Ягу, и даже весьма ценный приз — книгу Хранительниц.

И волшебство кончилось! Погибло в страшных мучениях вместе с тем светлым и парящим чувством, что начало расправлять крылья в моей душе.

Медленно открыла глаза и посмотрела на Стужева… Он ответил спокойным, с долей превосходства взглядом, а на тонких, красиво очерченных губах заиграла победная улыбка.

И слова вырвались сами:

— Нет, правда, лучше бы я умерла.

Улыбка исчезла в тот же миг. Глаза заледенели, из груди Князя вырвался хрип, а следом прозвучало взбешенное:

— Что?

Что значит «что»?

— Ты деда слышал? — спросила я.

— Мм…

— Ты деда слышал? — прошептала я.

— Какого деда? — не понял Князь.

У меня глюки или у некоторых проблемы со слухом?

— Своего! — ответила зло и вообще разозлилась.

— При чем здесь дед? Какого черта ты только что сказала?! — Стужев стремительно становился невменяемым.

— А какого черта ты самодовольно лыбишься и торжествующе на меня смотришь! — прошипела злая Ёжка.

Уголки Стужевских губ дрогнули, он вновь склонился надо мной и прошептал:

— Ты ответила на мой поцелуй, Маргош.

Я открыла рот… закрыла… открыла снова и закрыла опять, смутившись под насмешливым взглядом Князя, насмешливым и таким торжествующим… А вся проблема в том, что он прав! Ответила. Забыла про все на свете и поддалась собственным чувствам. Потому что они были, эти чувства. Потому что мне нравился Александр Стужев, всегда нравился. Потому что иногда все запреты рушатся и ты узнаешь о себе то, что не хотела бы знать никогда.

— Пусти! — потребовала у Стужева. — Пойду опять самоубийство инсценировать, теперь и повод есть, разочарование в самой себе называется!

И оказалась вновь прижата к стене, а злой внук Кощея вдруг как заорет:

— Зачем ты это сделала?!

Рванувшись, получила увеличение давления на пару жэ, лишившее даже надежды пошевелиться, разозлилась и прошипела:

— Сделала что?

— Прыгнула, — судя по взгляду, кто-то конкретно приходил в ярость. — Какого черта ты это сделала, Ильева?

Мне нечего было сказать ему на это, но Князю моих слов и не потребовалось.

— Яга, да? — догадался он. — Та лужа, в которую ты пялилась с бледным видом, а потом типа вся гордая пошла мне покоряться. Так дело было?!

И взгляд у него такой стал, что мне вдруг сразу эпитафия по случаю смерти старшей Яги представилась, и как-то уже совсем нервно я выдала:

— А может, мне просто жить не хотелось!

И получила взбешенный рев:

— Я тебя сам убью, Марго!

И у Стужева тормоза отказали окончательно. Схватив меня за талию, он вдруг впечатал в стену и, продолжая удерживать на уровне своего лица, заорал:

— Я убью тебя, ведьма рыжая! Заноза! Зарраза бессердечная! КАК ТЫ МОГЛА?! — Он тряхнул меня и, вновь впечатав в стену, прорычал: — Как ты могла, Марго?! КАК ТЫ МОГЛА?!

Если бы не слова Кощея, если бы не весь этот ужас с шестью ведьмами, я бы никогда так не сказала, а так…

— От ненависти до любви, Коша, — злорадно и язвительно протянула. — Вот ты влюбишься, я тебя подставлю, брошу и, таким образом, будет у меня собственный ручной Кощей!

Князь замер. Застыл удерживающим меня изваянием. Затем отпустил, позволяя соскользнуть по стене вниз, и, глядя в мои глаза, произнес:

— За свои слова, Маргош, придется ответить.

— А это не мои слова, Сашунечка! — прошипела я. — Твои, дословно!

«Вот сейчас точно убьет», — мелькнула запоздалая мысль, и лицо у Стужева было такое, как у Ганнибала Лектора, если бы у него паштет из печенки любимого врага отняли, но… внезапно Князь перевел взгляд ниже, уставился на мои приоткрытые с перепугу губы…

Секунда… вторая… третья…

И тихое, едва слышное:

— Выходи за меня.

Если бы у меня была книга, она выпала бы повторно, а так просто бессильно опустились пытающиеся его оттолкнуть руки, а глаза, округлившись, потрясенно смотрели на Стужева. Стужева, который еще тише добавил:

— Пожалуйста.

Где-то там кто-то упал в обморок, где-то здесь я, сглотнув, продолжала потрясенно смотреть на Стужева.

— Ну?! — потребовал моей реакции Алекс. — Я жду твой положительный ответ.

И серые глаза вновь вернулись ко взгляду в мои прифигевшие. И смотрел Александр мрачно, решительно и зло. И да — ждал положительный ответ. Сглотнув повторно, я шепотом спросила:

— А если… нет?

— Убью!

И взгляд такой… решительный.

— То есть я должна сказать «да»? — Голос осип на последнем слове.

— И без вариантов, — подтвердил Стужев.

Сглотнула опять. Потрясла головой, потому как накрыло полнейшее ощущение нереальности происходящего, и с нервным смешком заметила:

— Оказывается, «прости» в твоем исполнении было еще ничего, с предложениями оно как-то похуже…

Хриплый рык и злющее:

— Это «да»?

Я вздрогнула от его тона. Испуганно смотрю на Стужева и понимаю — этот шутить не намерен. И мне остается или «да», или мама родная… Это уже не сказочка, это Обитель Зла эпизод четвертый… И уже как-то думается не о браке, а о необходимости выживания…

— Ссстужев… — пробормотала перепуганная я.

— Я. Задал. Вопрос! — отрезали в ответ.

Исключительно из чувства справедливости решилась поправить:

— Не задавал… Ты выдвинул требование и отказываешься принимать отрицательный ответ…

Сказала. Нахмурился. Осознал. Кивнул и подтвердил:

— Именно так.

Волной накатывает жуткое ощущение. Называется — допрыгалась. А у Стужева взгляд такой… страшный. И остается единственное, что можно было сказать в этой ситуации. Просто-таки единственное, хоть и убийственное:

— Нет… — прошептала я.

И зажмурилась.

И сжалась, едва услышала взбешенное:

— Все, Ритка, ты достала.

В следующее мгновение мир перевернулся!

И я завизжала, едва оказалась переброшена через стужевское плечо.

— Молчи, женщина, — зло приказали мне.

Мне приказали! А затем наградили шлепком по мягкому месту и, заткнувшуюся от удивления, решительно вынесли из горницы.