– Почему она не написала мне? – хрипло спросил Никита.

– Кто не написал? – не поняла Влада.

– Маша. Почему не сообщила, что ждёт ребёнка?

Она пожала плечами.

– Откуда мне знать? Может, не хотела, из гордости. А может, не знала, куда писать. Ты разве дал ей адрес?

Никита грустно покачал головой.

– Не дал.

– Вот видишь, а спрашиваешь. Да если бы она и написала, разве ты бы приехал? Что-то бы изменилось?

– Не знаю. Возможно. А впрочем… нет… не надо об этом. Тебе все равно не понять.

– Куда мне, – с легкой иронией проговорила Влада, подумала чуть-чуть и взяла Никиту за руку. От ее прикосновения ему вдруг стало тепло и спокойно. – Давай не будем ссориться. Если тебе неприятно, я могу не называть тебя дедом и говорить «вы».

– Да ладно, зови как хочешь, – вздохнув, сдался Никита Кузьмич. В это время Шоколад громко затявкал на проходящую мимо таксу, до предела натянув поводок. – Фу, Шоколад! Тихо! Фу! – Никита вернул щенка обратно к ноге.

– Шоколад? – засмеялась Влада. – Прикольное имя. И сам он прикольный.

Никита Кузьмич заметил, что она ёжится на ветру. Лёгкая куртенка совсем не защищала от сентябрьского вечернего холода.

– Пошли домой, – предложил он. – Холодно. Да и поздно уже.

– А ваша жена? Она не выгонит меня?

– Не знаю. – Никита улыбнулся. – Надеюсь, что нет.

Влада тряхнула рыжими кудрями:

– Ну идём.

Надежда Сергеевна открыла дверь, и брови ее нахмурились:

– Опять? Никита, ты зачем?

– Надюша, я все потом тебе объясню. Дай нам войти.

Надежда Сергеевна приготовилась к атаке, но в это время щенок протиснулся мимо ее ног в прихожую, оставляя на чисто вымытой плитке грязные следы.

– Ах ты, негодник! – крикнула она и подхватила его на руки. – А ну, пойдём мыться! – С этими словами она унесла щенка в ванную, а Никита Кузьмич и Влада беспрепятственно зашли в квартиру.

– Раздевайся, – велел он девушке, – будем ужинать.

Он сам себе удивлялся. Радикулит как рукой сняло, ничего не болело, напротив, все тело переполняла кипучая энергия. «Это все щенок», – сказал себе Никита Кузьмич, однако в глубине души ему было ясно, что щенок тут совершенно ни при чем. Виновницей его хорошего настроения, без сомнения, стала рыжеволосая Влада, похожая одновременно на солнце и на любимый им с детства спелый сочный фрукт – апельсин.

Надежда Сергеевна вышла из ванной, спустила щенка на пол, и он тут же умчался в комнату.

– Надюш, что у нас сегодня на ужин? – преувеличенно бодро спросил Никита Кузьмич.

Влада тем временем снова сняла кеды и смотрела на хозяйку дома с ожиданием.

– Господи, – вздохнула Надежда Сергеевна, – ну что ты будешь делать! Ох, Никитушка, поплатимся мы за твою доверчивость, помяни мое слово… Вареники с обеда остались, ну и я ещё голубцов навертела ленивых. – Она махнула рукой и ушла в кухню. Оттуда донёсся яростный звон тарелок.

– Ну что ты стоишь? – Никита подмигнул Владе. – Беги, мой руки.

За столом царило напряженное молчание. Надежда Сергеевна, поджав губы, разложила голубцы по тарелкам, разлила подливку, поставила тарелочку с хлебом.

– Если кому сметаны, то я положу.

– Мне, если можно, – подала голос Влада.

– Отчего ж нельзя. – Надежда Сергеевна все с той же кислой миной пожала плечами, залезла в холодильник, достала банку с рыночной сметаной и плюхнула Владе целую ложку.

– Ой, объедение! – Та причмокнула языком. – Так вкусно! Вы отличная хозяйка.

– Спасибо, я знаю, – сдержанно отозвалась Надежда Сергеевна.

– Послушайте, – Влада вскинула на неё зелёные глаза, на дне которых притаились золотые искорки-смешинки, – вы, наверное, злитесь на мужа. Это понятно.

– Ничего я не злюсь, – пробормотала Надежда Сергеевна и покраснела.

– Злитесь, злитесь. Ведь он вам изменил.

– Глупости все это. Я тебе не верю. Не было никакой Свиристелкиной, ты это все выдумала, чтобы попасть в наш дом.

– Но ведь дед признаёт, что это было!

– Не смей называть его дедом! – Надежда Сергеевна стукнула кулаком по столу, так, что голубец подпрыгнул в тарелке.

– Ладно, ладно. – Влада примирительно замахала руками. – Он мне сам разрешил, между прочим. Но раз вам это неприятно, то не буду.

Она принялась за еду. Надежда Сергеевна сидела красная как рак. Никита Кузьмич решил разрядить обстановку.

– Может, ты нам споёшь после ужина? – спросил он у Влады.

– Спеть? – Она поглядела на него с хитрым прищуром. – Легко.

– Ну вот и славно. – Никита покосился на щенка, опустошавшего миску. – Мы все с удовольствием послушаем. И Шоколад тоже.

– Что ещё за пение? – проворчала Надежда Сергеевна, однако больше ничего не сказала.

После чая Влада помогла ей перемыть посуду и убрать со стола. Никита ждал их в гостиной, Шоколад притулился у него на коленях и сладко посапывал. Никита думал о том, что станет говорить жене, когда они останутся наедине. А надо ли что-то говорить? Столько лет прошло. Надя всегда была в курсе его романчиков, но мудро помалкивала, делая вид, что ничего не замечает. И сейчас подуется, посердится да и простит. Даже преступления, и те прощают за давностью лет…

– Что вам спеть? – Влада стояла на пороге, и ее щеки, и без того румяные, после сытного ужина пламенели, как маки. Надежда Сергеевна протиснулась из-за ее спины в комнату и села рядом с Никитой Кузьмичом.

– Давай что-нибудь из Кристины Агилеры, – потребовал тот.

– Ого! – Влада кинула на него одобрительный взгляд. – Вам нравится Агилера?

– Нравится.

– Ну окей. Я тоже ее обожаю, хоть это и не джаз. – Она достала телефон и включила минусовку.

Никита Кузьмич с интересом смотрел на неё, слушая знакомые звуки вступления. Это была его любимая песня. Страстная и драматичная, она никогда не оставляла его равнодушным. Влада, привычно уже, тряхнула рыжей гривой и запела. Никиту аж подбросило. Какой голос! Полный, сильный, удивительного, бархатистого тембра. Особенно чисто и красиво звучал нижний регистр. «Видимо девчонке передался музыкальный дар от бабушки», – подумал Никита Кузьмич. Маша была необычайно талантлива и слух имела превосходный. Он незаметно взглянул на Надежду Сергеевну. Та была равнодушна к эстрадно-джазовой музыке, ей нравились только песни военных лет в исполнении Шульженко. Но сейчас было видно, что и ее проняло. Она не отрывала глаза от девушки, ее лицо прояснилось и разгладилось. Влада спела последний вокализ и умолкла.