Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ходила босиком по просторному холлу роскошной квартиры Марко в центре Парижа и рассматривала фотографии с удивлением Золушки, попавшей в покои к родственникам принца. Мое желание снять обувь явно удивило Марко, который расхаживал по коврам из шелка прямо в уличных ботинках. Я поняла, что разуваться тут не принято, но было поздно, мои кроссовки уже остались на полу в прихожей, которая составляла органическую часть гостиной. Интерьер просторной квартиры, странное дело, был больше английский, чем французский. Что это, дань уважения к старому геополитическому противнику? Погоня за модой, странная для истинного француза оригинальность во вкусах? Темное дерево на стенах, тонкие резные элементы которых соединяли старинные панели в единый ансамбль. Тяжелые портьеры темно-болотного цвета, аккуратные квадратики старинного паркета, покрытого лаком. Фотографий не так уж и много, зато портретов – миллион, наверное. По портретам можно было проследить историю рода де Моро чуть ли не в десяти поколениях. По фотографиям – узнать что-то о самом хозяине этого «замка Баскервилей» в сердце Франции. К примеру, о том, что Марко близко знаком с президентом этой страны. Что они вместе – не во дворцах, не на съездах, а на самой обычной, совсем домашней барбекю-вечеринке где-то за городом. Ничего себе.
– Вы, наверное, смертельно устали, – услышала я голос за спиной. Марко даже дома ходил в темных брюках и светло-голубой рубашке, не хватало только галстука, чтобы образ оказался совершенно формальным. Он будто только что вернулся с деловой встречи и не успел переодеться. Впрочем, не исключаю, что так оно и было. Когда мы приехали в Париж, уже миновал полдень.
– Смертельно, – повторила я эхом и вздрогнула. – Наверное, именно так.
– Даша, пожалуйста! – попросил Андре и, хотя он не закончил фразы, я поняла его прекрасно. Не стоило показывать Марко, насколько мне страшно, насколько мы с Андре оба подавлены происшедшим.
– Я сожалею, что так вышло, – произнес вдруг Марко, смутившись. Я взяла у него из рук стакан с разбавленным виски и пожала плечами.
– Вы не виноваты, не вы же подожгли машину, верно? – попыталась пошутить я, но ни Марко, ни Андре не разделили моего наносного веселья. Я опустошила стакан разом, тут же попросив еще одну порцию. Держать себя в руках – это вовсе не моя сильная сторона, как выяснилось. Я знала, что мама благополучно долетела до Москвы, что рядом с ней наша Шурочка, и это в какой-то мере делало меня если не счастливой, то хотя бы спокойной – как будто под наркозом.
– Я имел в виду… я хотел бы познакомиться с невестой своего брата при других обстоятельствах, – закончил мысль Марко, и я тут же почувствовала укол совести.
– Невестой… – повторила я, пытаясь вспомнить, как это слово соотносится со мной. Марко подошел ко мне ближе, попытался поймать мой взгляд, склонил голову – стекла очков блеснули, отражая уличные блики солнца. Я почувствовала себя ужасно уставшей и грязной, словно на моих руках, на моем теле все еще были следы копоти и нагара, в клубах которых я чуть не погибла.
– Что-то происходит, в этом нет сомнений. Мы просто обязаны во всем разобраться раньше, чем пострадает кто-то еще.
– Кто-то еще? – переспросила я. – Так вы согласны, что вся эта история не начинается и не заканчивается брошенной в машину пачкой из-под молока? Что моя мама… мой бывший парень – все это как-то связано, хотя я никак не могу представить, как.
Марко замолчал и посмотрел на меня так, будто я – древние письмена на умершем языке. Затем он качнул головой.
– Возможно, вы и правы, Даша. Расскажите мне все. Не упустите ни единой детали, – попросил Марко, протягивая мне стакан с восхитительным разбавленным виски. Рассказывать мне ничего не хотелось.
* * *
Они вошли в квартиру так неожиданно, что я не успела ни сориентироваться, ни придать лицу соответствующее нейтральное выражение. Я сидела в кресле, измученная, разбитая, словно в одночасье постаревшая на двадцать лет, когда дверь в квартиру открылась и в помещение впорхнули две беззаботные летние феи, сохранившие солнечные лучи в блеске солнцезащитных очков. Со смехом продолжая щебетать о чем-то своем на мелодичном французском, они даже не сразу поняли, что в гостиной есть кто-то еще.
– Мама?! – первым пришел в себя Андре. – Одри? Какой приятный сюрприз!
В присутствии Габриэль все, кажется, тут же начинали вести себя так, словно находились в покоях королевы. Улыбки, поклоны, ничего не значащие фразы – все по этикету, которого, вот незадача, я и знать не знала. Впрочем, Одри вела себя свободно и расковано в обществе Габриэль де Моро. Красивая, загорелая, с прямой осанкой, гордыми обнаженными плечами, которые контрастировали с белоснежным платьем. Она бросила пару пакетов из толстого глянцевого картона на кушетку, подошла к Марко и чмокнула его как ни в чем не бывало в щеку. Ей было не привыкать проводить время в обществе Габриэль. Невольно подумалось, что, возможно, со временем и я стану бывать на вторых завтраках и ланчах в этом приятном обществе. Семья. Почему это слово так плохо клеится к этим роскошным женщинам, откуда это чувство, что я – пойманный на месте преступления карманный воришка, ловкости которого не хватило даже, чтобы свистнуть кошелек.
– Ого, да у вас тут fête[2]! – воскликнула Одри и склонила голову, явно обратив внимание как на мой потрепанный внешний вид, так и на недопитый стакан с виски – во втором часу пополудни. Ах, позор! Но я была только рада их искреннему недоуменному изумлению, оно означало незнание причин, заставивших меня прятаться от прямых солнечных лучей в глубоком кожаном кресле. Значит, Марко не рассказал о том, что случилось с нами, ни матери, ни Одри. Хорошо, очень хорошо. Чем меньше людей узнает, тем лучше.
– Ничего подобного, это не вечеринка, а лекарство для усталых путников. Андре и Даша проделали долгий путь, они ехали всю ночь, – сказал Марко, не добавляя никаких лишних подробностей.
– Но Андрюша! – воскликнула вдруг Габриэль, протянув тонкие пальцы в театральном жесте. – Это же опасно, разве можно проводить столько времени за рулем!
Было так неожиданно услышать прямо посреди нежного ручейка французской речи это чисто русское употребление имени Андрей – Андрюша. Габриэль произнесла его чисто, почти без акцента. Наверное, она называла его так с детства. Еще одна мелочь, только доказывающая, как мало я знаю о моем… м-м-м… женихе.
– Но я же здесь, верно? – улыбнулся Андре и подошел, чтобы поцеловать мать. Я сделала неимоверное усилие над собой, заставив свое тело подняться. Было категорически невозможно сидеть в присутствии стоящей на свои красивых, ухоженных ножках матери Андре. Стоять перед ней босой тоже было более чем странно, но что поделать: кроссовки остались у двери. К тому же даже будь они на мне, я все равно выбивалась бы на общем фоне. Для них кроссовки являются исключительно спортивной обувью.
– Да уж, это я вижу. Ты-то здесь, Андрюша, но вот, что странно! – воскликнула Габриэль. – Ты никак не представишь меня своей прелестной подруге. Это просто невежливо. Добрый день! – и Габриэль подошла ко мне, протянув свою тонкую, изящную руку. Аристократка, подумала я. Чертовы аристократы. Куда меня занесло? Андре сделал шаг в нашу сторону, а я пожала своей ледяной ладонью теплые пальцы его матери. Она посмотрела на меня удивленно, словно почувствовав через рукопожатие, насколько недобрый мой день.