Итак, распираемый изнутри необычайной жизненной энергией й чувствуя прилив невероятной бодрости, он набросал список новой реальности, с радостью отметив тот неоспоримый факт, что наличие или отсутствие «клювика» никоим образом не влияет на его благополучие. По правде говоря, он всю жизнь чувствовал себя каким-то неуклюжим и неловким, теперь же, когда он вырвался на волю, словно узник, вдруг избавившийся от своих оков, и раз уж его цепи и кандалы все равно были лишь плодом его воображения, то ничто не мешает Чарли П вообразить… о, возможности безграничны… он сможет… он будет…

И дело даже не в том, что Чарли П отличается особой цепкостью мышления и его несгибаемый оптимизм тут ни при чем, просто, уцепившись за что-нибудь – будь то идея, денежная купюра или любая часть женского тела, – он уже не в состоянии разжать пальцы. Вот и сейчас, едва только Чарли П удалось превратить поражение в победу, а потерю в приобретение, как он начинает добавлять к своему списку новые и новые пункты. Подумать только, говорит Чарли П, обращаясь к самому себе, сколько денег, сил, а главное, времени он сэкономит в будущем. Больше никаких пустых трат, никаких бессмысленных походов по магазинам в поисках подарка для дамы, на которые уходят целые дни и часы – драгоценные дневные и бесценные ночные – время, бездарно растраченное на ухаживания. И больше никаких расходов на рестораны, где приходится расплачиваться за завтраки, обеды и ужины, съеденные его подругами, не говоря уж о расплате, которая наступает после развода, – судебные издержки, раздел имущества и алименты на содержание. И все это без учета расходов на цветы, свечи, вино, красное и белое, – неизбежные атрибуты, без которых в наши дни не обходится не то что процесс ухаживания и соблазнения женщины, но даже самый обыкновенный день рождения или другой какой-нибудь праздник – День Благодарения. Кстати, о благодарности – сюда же следует добавить затраты на подарок, который благодарный джентльмен непременно обязан преподнести уступившей ему леди, а также «отступной» презент при расставании или отъезде по делам, и, безусловно, вернуться он тоже должен не с пустыми руками. Боже, задумай вы повести семью на бродвейское шоу один-единственный вечер будет стоить вам целого состояния. И коль скоро речь зашла о семье, подумайте, сколько можно сэкономить на детях, на их образовании и медицинском страховании, летних каникулах, баскетбольных и бейсбольных лагерях, балетных кружках, занятиях музыкой, уроках французского и испанского, секциях плавания и скалолазания; и в шкафу будет больше места, и в ванной комнате станет свободнее, и в шкафчике для лекарств освободится несколько полок, и самое замечательное – наступит полная свобода распоряжения банковским счетом по собственному усмотрению. И уж наверняка ему больше не придется делиться своим главным сокровищем – книгами (то, что к ним никто не прикасался, лишь удваивает их ценность), которые его подруги, взяв почитать, естественно, никогда не возвращали.

Наливая себе новую порцию глинтвейна, Чарли П не может сдержать ядовитую усмешку. Впредь, думает он про себя, проходя мимо «Бендис» или любого другого фешенебельного магазина женской одежды, ему не придется брать свою даму под локоток и переводить на другую сторону улицы. Да, сэр, больше никаких неловких, вгоняющих в краску моментов. Даже представить невозможно, от скольких унижений и оскорблений он избавился. Отныне ему не придется терпеть попреки и внушения, выслушивать жалобные стенания и трагические причитания, которые обрушивались на него нескончаемым потоком, стоило его подруге открыть рот. Сколько раз он слышал: «Чарли П – бесчувственный эгоист», «Чарли П слушает, но не слышит», «Чарли П смотрит, но не видит». Но самые обидные слова, ранившие его до глубины души и причинившие наибольшие страдания, были брошены свысока и звучали, как надпись на воткнутой в клумбу табличке: «Чарли П, ты можешь смотреть, но не смей прикасаться».

Чарли П отхлебнул глинтвейна, и его лицо расплылось довольной улыбкой; он продолжает свои размышления и подсчеты. Потеря «клювика» – это лучшее из того, что с ним когда-либо случалось. Теперь он не только сэкономит деньги на дамах и, соответственно, сможет больше тратить на себя, но при этом значительно уменьшится расход энергии (в постели и вне ее); меньше стрессов и волнений, что приводит нас к последнему, но не менее важному обстоятельству – он будет жить не только дольше, но и лучше. Тогда, пожалуй, даже его писательские дела пойдут в гору. Как Толстой (горячо любимый писатель Чарли П), чье либидо ушло, когда ему исполнилось шестьдесят, и он, бросив писать мелодрамы о птичках и пчелках, вроде «Анны Карениной» и «Войны и мира», посвятил себя теологии и философии; так и Чарли П сможет наконец погрузиться в серьезный писательский труд. Конечно, он ни в коей мере не сравнивает себя с великим русским писателем, однако хочет провести параллель, показав, каким образом и на что он мог бы потратить свой скромный талант. В конце концов, не будем забывать, что его талант до сих пор лежит нерастраченным; и хотя Чарли П напряженно размышляет о творчестве, он до сих пор не написал ни одной страницы, ни строчки, ни единого слова из своего Великого Американского Романа.

Чарли П, запрокинув голову, последним долгим глотком допивает свой глинтвейн. В результате столь долгих раздумий и размышлений его список разросся до невероятных размеров, количество пунктов в нем не поддается никакому исчислению. «Да, сэр, – повторяет он, – потеря „клювика" – это великая милость Создателя, которая на первый взгляд кажется ужасным проклятием». И поскольку пути Господни, как говорится, неисповедимы, то, возможно, самая великая и самая непостижимая тайна Его деяний несет в себе простой, хотя и парадоксальный смысл: ЧЕМ МЕНЬШЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ, или все, что ни делается, – к лучшему.

Проснувшись среди ночи, Чарли П, как одноногий инвалид, который все еще чувствует неприятный зуд в том месте, где раньше была нога, чувствует приятное томление между ног. С трудом приподняв тяжелые веки, он заглядывает под одеяло; глаза у него слипаются, но Чарли П может поклясться, что видел свой эрегированный член. Само собой, остаток ночи Чарли П спит как младенец.

Когда Чарли П встретил свою первую любовь и спутницу жизни, она была милой, едва начавшей расцветать шестнадцатилетней девушкой. Когда друзья спрашивали его: «У вас это серьезно? Вы уже делали это?» – Чарли П отвечал: «Мы говорим об этом».

Когда его подруге и спутнице жизни исполнилось двадцать два и она, по ее собственному утверждению, может быть, как никогда, была готова к этому, один из приятелей Чарли П, завсегдатай местного паба, спросил его, лениво потягивая пиво: «Вы уже живете вместе?» – Чарли П ответил: «Мы говорим об этом».

Когда ей было сорок с хвостиком и часы, отсчитывающие ее женский век, начали понемногу замедлять свой ход, если не сказать – остановились вовсе, и вся ее семья, включая тетю, дядю, бабушек, дедушек и прадедов, уже потеряла всякую надежду, их семейный доктор, человек строгих правил и старомодных, в самом лучшем смысле этого слова, взглядов, спросил Чарли П: «Если не сейчас, то когда же?» – Чарли П ответил: «Мы говорим об этом».

На прошлой неделе его первую любовь и спутницу жизни увезли в дом престарелых, известный как последний приют для безнадежно больных. Жить ей оставалось совсем недолго, и когда озабоченный доктор попытался было задать вопрос Чарли П: «Если не сейчас, то…» – Чарли П, не дав ему договорить, предостерегающе поднял руку и сказал: «Эта тема больше не может служить предметом разговора». Затем Чарли П резко повернулся и решительной походкой покинул больницу, вот только шагал он не вперед, а решительно отступал назад.