и о всякой другой религии; вообще говоря, алхимику религия нужна так же, как автобусный билет нужен человеку, который умеет летать. Однако в отсутствие знания Первопринципа хотя бы в его частных аспектах и грубой материалистичности мировоззрения, характерной для нашего времени, этот caput mortuum религиозной веры не следует презрительно отвергать; он может сослужить добрую службу. И не спеши говорить, что к тебе это не относится: печать забвения и глухоты, которой современная душа отмечена с детства, не так легко вытравить простым чтением книг – если только тебя, дорогой друг, не коснулся уже своим кадуцеем крылатый бог…»

Мистер Абрахам поставил дату в правом углу, и руки его замерли над клавиатурой, как крылья бабочки, не уверенной, стоит ли ещё задерживаться на этом цветке или пора лететь дальше. «Чёртова подпись, – подумал профессор. – Всё выглядит так, будто я заговорщик или террорист. Глупость какая-то. А ведь он уже, вероятно, догадался, кто автор, если прочёл предыдущее письмо. Хотя… Это как раз и стоит пояснить». Он удалил дату со страницы, и пальцы вновь застучали по клавишам.

«Следует сказать, что вопрос воровства – важнейший вопрос, лежащий в основе нашей Философии. Каждый из нас, ставших на путь Царского Искусства, обязан прежде всего Гермесу за всё, что случилось в его жизни; в жертвоприношениях этому богу состоит начало пути. Гермес, бог воровства, возвращает людям то, что с точки зрения Абсолюта украдено у него и что (абсолютно) составляет единственную неиерархическую ценность. Ревность Творца, с наибольшей ясностью сформулированная иудеями в их сакральных памятниках (Торе и Талмуде), направлена исключительно на сохранение ценности и является прямым следствием порождения таковой. «…Теперь как бы не простёр он руки своей и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт. 3:22) – вот где истинное падение, а совсем не изгнание человеческой пары из Рая. Бытие богом – или с богами – с тех пор волнует всякую пробудившуюся душу (то есть вызывает её дисбаланс) и составляет побуждающий мотив любого пути, как бы его ни называли в ходе существования. Итак, прежде всего, тебе необходимо осознать, что истинным поводом для кражи послужило не что иное, как возникновение ценности и, следовательно, иерархии, и кража эта может быть искуплена только другой кражей, каковая восстановила бы status quo, обратив зеркальную тождественность иерархического верха и низа в их фактическую идентичность, в единую «сверхценность», каковая деактуализирует всякую иерархию, поскольку больше нечего достигать и нечего терять. Для покорившего Древо Жизни нет изгнания и наказания, поскольку Эдем повсюду и нет иного места, кроме Эдема; для него нет запретов, ибо некому налагать их, ведь он – единственный в Эдеме; птицы, звери и рептилии в его саду безоговорочно подвластны ему, потому что он сам – Эдем, безграничная радость и полнота.

Теперь есть смысл остановиться на отличии алхимика от герметика, весьма скользком вопросе. Соотношение «теория – практика» здесь в плохом смысле спекулятивно (хотя я сам имею привычку его употреблять), поскольку глупо мыслить практику без теории, то есть воображать растение без корней; всякий практикующий алхимик основывает свои действия на понимании герметической философии, которого он достиг на данном этапе своего становления. Нет, упомянутое различие имеет скорее временной характер: герметик – человек, совершающий приношение Гермесу; алхимик – человек, пытающийся с помощью Гермеса совершить самую большую кражу. Для того, чтобы стать полноценным алхимиком, следует сделать Гермеса своим сообщником, то есть суметь вступить в сговор с этим умнейшим и хитрейшим обитателем Олимпа; только при его содействии можно завершить Opus.

Великое Делание сродни планированию и осуществлению побега. Оно требует всего нашего времени, всей нашей личности. Мы составляем и оттачиваем план бессонными ночами; провалившись в сон, мы крадёмся воображаемыми коридорами, отвлекаем внимание стражи, взламываем замки и перерезаем колючую проволоку. В часы бодрствования, надев робу повседневного существования, мы улыбаемся коллегам и соглашаемся с начальством, изображаем радость от выигранного футбольного матча или возмущение словами одиозного политика, но внутри мы сосредоточены на одном: не пропустить лазейку, найти щель в этом сновидении, именуемом «реальностью», его слабое место, дыру в системе безопасности, ветхую дверь, забытый подземный ход… Иными словами, наша диспозиция по отношению к внешнему миру и социуму напоминает поведение нелегалов, работающих «под прикрытием». И если осторожности требует разработка плана проникновения на запрещённую территорию, то вдесятеро большая осторожность нужна для осуществления такого плана. Именно сей цели служат хитроумные мистификации и ложные следы, из которых состоит официальная история нашего искусства. К тому же, как ты непременно убедишься сам в ходе этого самого увлекательного из приключений, человеческие имена ничего не значат, даже когда они соответствуют не фальшивым документам, а самому праведному и подлинному паспорту. В нашем мире не имеют никакого смысла свидетельства о рождении, составленные на бумаге, а также имена, присвоенные нам другими.

У некоторых неофитов возникает вопрос: возможно ли получить Философский Камень попутно, не стремясь к этому, так сказать, gratis? Нет, конечно; вследствие вышеупомянутых причин ответ будет только отрицательным. Однако на камень философов можно набрести совершенно случайно; равно как и разгадать некоторые арканы Делания и отчасти modus operandi, но завершить делание неосознанно, не стремясь к этой цели самоотверженно и ежесекундно, нельзя. Являлся ли Артюр Рембо герметиком? Альфред Жарри? Раймон Руссель? Да, безусловно, так как значительная часть их личности была посвящена Гермесу. Однако же, говоря строго, этих людей нельзя назвать алхимиками. Они весьма сдержанно пользовались своим даром и по ходу жизненного анабасиса не предъявляли прав на запретный сад, где растёт Древо Жизни. Однако бывают и другие авторы, которые, маскируясь под писателей – сатириков, сказочников, новеллистов – создают произведения, вполне соответствующие категории «алхимических трактатов», и лишь их литературные достоинства да невежество непосвящённых помогают этим работам скрываться среди художественных книг. Таковы Гаргантюа и Пантагрюэль Рабле, Питер Пэн Сэра Джеймса Барри, Пиноккио Карло Коллоди, Комическая история государств и империй солнца Серано де Бержерака, Гипнеротомахия Полифила Франческо Колонны и многие другие. Но были ли алхимиками их авторы? Я не могу ответить на этот вопрос; и, вероятно, никто не может, поскольку, не заглянув во внутренний атанор художника, нельзя с уверенностью сказать, что именно там варится – первоматерия Философов или капустный суп. Хотя, ведь садовая капуста – растение, посвящённое Гермесу…»

В этом месте мистер Абрахам оторвал глаза от экрана и, устремив их в небо над старой яблоней во дворе, в ломком силуэте которой уже начали угадываться почки, вспомнил один удивительный пример слияния творческого вымысла и человеческих судеб, каковой может позволить даже самым унылым и твердолобым адептам случайной вселенной заметить на