Председатель Союза Виктор Михайлович Байдалаков и ге­неральный секретарь профессор Михаил Александрович Геор­гиевский (по кличке «Маг») отнеслись ко мне с подчеркнутой любезностью. Поначалу я удивлялся этому вниманию, но потом понял, в чем дело. Практичный и неглупый Дивнич жил у своих родителей в небольшом городе Вршац, где председателем рус­ской колонии был мой двоюродный брат полковник Крамеров, женатый на дочери генерала от кавалерии Ивана Григорьевича Эрдели, занимавшего пост начальника контрразведки РОВСа. Он давно подозревал Скоблина и Плевицкую в предательстве и вел подспудную борьбу с непопулярным и бездеятельным генералом Миллером. Попытка обрести такого союзника, как Эрдели, казалась Исполнительному бюро НТСНП весьма за­манчивой.

Незадолго до убийства Кирова в энтеэсовской газете «За Рос­сию» появилась статья с призывом: «Нужно прежде всего убить Кирова в Петрограде, потом Сталина в Москве...» И вдруг — убит Киров! Белоэмигранты, относившиеся к «нацмальчикам» весьма скептически, резко изменили мнение. Насторожило это и югославскую разведку «Управу државной безбедности», а у правительства вызвал беспокойство призыв к террору.

* * *

В магазин, где я хозяйничал, потянулись русские: все-таки свой, не обманет, даст подешевле, откроет «вересию»[17]... Воз­никли новые знакомства, не говоря о дамочках и девушках, весьма интересные. В их числе писатель Шмелев; атаман Войска Кубанского генерал Филимонов — однофамилец отчима; быв­ший атаман легендарный генерал Шкуро; шеф русского отдела тайной полиции Губарев и т.д.

Зная, что я состою в НТСНП, атаман Филимонов открыл мне секрет: «Начальник 4-го отдела РОВСа генерал Барбович возмущен недобросовестностью руководителя по переброске террористов через румынскую границу полковника Жолондковского, который поначалу не отрицал причастности своих людей к убийству Кирова, а теперь смущен полным разгромом английской разведки, руководившей линией Жолондковского, и сообщением советской печати о расстреле в Харькове энтеэсовцев Ирошникова и Фроловского. Начальник 3-го Отдела РОВСа в Болгарии генерал Абрамов считает, что Жолондковский обманщик и тратит 5000 франков, получаемых от РОВСа, на свои личные нужды. Возмущен генерал Барбович и тем, что только сейчас узнал о расстреле в декабре 1934 года двух своих офицеров, посланных через Румынию, Дмитриева и Богданови­ча. Все они никакого отношения к убийству Кирова не имели. Поэтому связь с Румынией прерывается, а активный помощник и доверенное лицо ротмистр Альбин Комаровский занят тем, чтобы наладить связь с польской и турецкой разведками».

Все это я рассказал Байдалакову и Георгиевскому спустя несколько месяцев после убийства Кирова, в марте или апреле 1935 года.

Выслушав меня, Байдалаков рассказал, что неделю тому назад, придя после работы домой, он обнаружил, что в квар­тире побывали «гости»: рылись в вещах и бумагах, пропали два неотправленных письма, в которых он касался все более натягивающихся отношений НТСНП и РОВСа, обвиняя в этом «правую руку» генерала Барбовича Комаровского, который много обещает попусту.

После обстоятельной беседы с начальником русского отдела тайной полиции Николаем Николаевичем Губаревым пришли к выводу: взять под наблюдение недавно принятых в Союз чле­нов из т.н. «офицерского звена», принять опытного в «сыске» агента Георгия Сергеевича Околовича, чтобы он «на уровне» организовал контрразведку, подобрав надежных людей

— Околович — сын жандармского офицера, у него «сыск» в крови; мне кажется он толковым, решительным и весьма проницательным; советую, Владимир Дмитриевич, с ним по­знакомиться поближе, — заметил «Маг». — А что касается Комаровского, то он вроде сделал предложение нашей Марии Дмитриевне Пепескул! Вы ее знаете.

—Может, сейчас он станет щедрей и начнет выполнять обе­щания? — усмехнулся я. На что они покачали головами.

На третий день пасхи я направился в клуб НТСНП, на Балканскую, 2. У лифта стояла Мария Пепескул — веселая, приветливая. Мы похристосовались, вошли в лифт и стали под­ниматься на шестой этаж. Спросив, как я провел праздники, и не дослушав, она защебетала:

— А я вчера до упаду танцевала в Офицерском собрании. Так было весело! До глубокой ночи! Подошли мы к дому, я открыла сумочку — а ключей ни от подъезда, ни от квартиры нет! Ха-ха-ха! Разиня! Наверно, потеряла, когда пудрилась в уборной!

— А может, украли? Кошелек на месте?

— Нет, никто не вытащил! Когда я танцевала с Альбиной, я оставляла сумочку на столе. С нами ведь был еще доктор Линицкий, а он не танцует. Пришлось будить бедную тетушку!

После недавнего разговора с Байдалаковым и Георгиевским эта «потеря» ключей в Офицерском собрании показалась мне подозрительной, и я решил поделиться своими сомнениями и, кстати, ближе познакомиться с Околовичем.

Георгий Сергеевич выслушал меня внимательно, чуть прищу­рившись, оценивающе измерил меня своими зеленовато-карими тазами и, неторопливо проведя рукой по волосам, заметил:

—Мария Дмитриевна умная, интересная, волевая женщина, но она сейчас влюблена — значит, многого не замечает...

— Любовь зла, полюбишь и козла! — не удержался я.

— Мне сдается, что вы ухватились за ниточку. Теперь надо ее не выпустить из рук, и надеюсь, она приведет до чего-то весьма любопытного. Поможете мне, а?

— По мере сил! Вы ведь знаете, Георгий Сергеевич, что я работаю. Прихожу рано утром, перерыв на обед, и до вечера! После восьми вечера я к вашим услугам! Конечно, интересно, чем дело кончится, как распутать ниточку! Кстати, о ключах: Марии Дмитриевне придется заказывать новые или менять за­мок. Это учитывает, конечно, и ротмистр, и я полагаю, что он должен торопиться, — высказал я свое мнение.

Обо всем рассказали Байдалакову и Георгиевскому. Пепескул решили в операцию не включать, поскольку наблюдательный Комаровский может по ее поведению догадаться... и не были уверены до конца, что ключи взяты им.

— Я постараюсь узнать о планах Пепескул в ближайшие дни. Если вопрос идет о выемке, то нужно, чтобы отсутствовала и ее тетушка, — заметил «Маг».

В субботу Околович доложил Губареву[18], что ротмистр Ко­маровский пригласил в театр Марию Пепескул и ее тетушку. У начальника русского отдела полиции, видимо, были основания не доверять Комаровскому.

После ухода Пепескул у ее квартиры устроили засаду. Около 10 часов три человека отперли дверь и вошли внутрь. А спустя несколько минут четверо здоровенных жандармов ворвались, сбили дубинками преступников с ног, надели наручники и по­везли в знаменитую белградскую тюрьму Главнячу.

Участники неудавшейся выемки — доктор Линицкий и его два товарища, понимая, что могут стать калеками, во всем признались, назвав инициатором операции Комаровского. На­чальник белградской полиции Драгомир Иованович направил наряд жандармов в театр.