– сыр, колбасу, селёдку, – селёдку, впрочем, надо отметить, она приготовила аппетитно, с лучком, с огурчиками, с яичком, – исчезла опять, принесла рюмки и затем графин с водкой и две бутылки с вином…

Судя по количеству напитков, гостей ожидалось сравнительно много, – Пронин пил редко и мало, а я и того меньше. Ларионовна неодобрительно посмотрела на бутылки, покачала головой и, не оборачиваясь к нам, спросила:

– Хватит?

– Полагаю, – добродушно сказал Пронин. – Теперь жарьте рыбу…

Он не обращал большого внимания на Ларионовну, – она неторопливо накрывала на стол, а Иван Николаевич не спеша знакомил меня со своей историей. И история эта оказалась столь необычной и, одновременно, обычной, что я действительно нисколько не пожалел о месяце, проведённом мною в этой кубанской не слишком шумной и не слишком оживлённой станице.

– Как тебе известно, ни один даже самый талантливый писатель не способен придумать таких сложных ситуаций, какие случаются в подлинной жизни, – сказал Иван Николаевич. – Это только начинающие литераторы воображают, что читателей легко удивить. Очень нетрудно отличить выдумку от того, что действительно произошло в жизни. Провести в этом читателей не удавалось ещё никогда и никому. Правда не только поучительнее, но и интереснее всякой выдумки. И вот одну из таких правдивых историй я и собираюсь тебе рассказать…

Ларионовна загремела вилками и ножами, высыпав их из передника на скатерть, шум этот конечно, отвлёк моё внимание, и я недовольно посмотрел на его виновницу, Пронин же только усмехнулся и переждал, покуда Ларионовна раскладывала свои вилки и ножи у тарелок.

– Вот так проза и перебивает поэзию, – заметил Пронин с улыбкой. – Я здесь, как тебе известно, секретарствую уже два года и район наш, скажу без скромности, в крае не из последних. В колхозах – порядок, сам видел, начинают выходить на широкую дорогу, строим большой сахарный завод, люди тоже оперяются мало помалу. Всё шло по заведённому порядку и вдруг жизнь, вроде как сейчас Ларионовна, загремела у меня над ухом своими вилками и ножами. Ты сам понимаешь, времени у секретаря райкома в обрез. То туда, то сюда, колхозы, совхозы, пленумы, посетителей никогда не успеваешь толком принять, и поэтому очень многое проходит мимо. Выбираешь самое главное, чем надо заняться, во всяком случае так кажется, что самое главное. И очень многое, что надо увидеть и на чём остановить своё внимание, не замечаешь. Тем более, что вся жизнь состоит, в общем, из мелочей. И вдруг эта жизнь сама врывается в твой кабинет, гремит над ухом и какой-нибудь частный случай вдруг заставляет тебя увидеть нечто такое и сделать такие обобщения, что поневоле приходится перестраивать всю работу и видеть жизнь уже в каком-то ином и более сложном качестве…

И далее всё написанное мною есть только изложение того, что я услышал от Ивана Николаевича Пронина.

Смерть тракториста Савельева

Мне давно хочется написать приключенческую повесть, в которой не было бы ни убийств, ни смертей, ни каких-либо других мрачных событии, хочется сочинить этакую изящную безделушку, умело сделанную и приятно написанную, остроумную и увлекательную, в манере, скажем, такого великолепного писателя, каким, например, является хотя бы непревзойдённый в своём роде Честертон. Но, увы, такие литературные упражнения доступны, пожалуй, лишь писателям, далеко отстоящим от подлинной жизни: подлинная жизнь гораздо грубее и трагичнее той, которую нам нередко изображают в литературе. И так как я взялся описывать события, имевшие место в нашей реальной действительности, я, вопреки собственному желанию, вынужден показывать все острые и неприятные углы того сложного сооружения, каким явилось описываемое мною преступление.

Преступления, как известно, направлены прежде всего против людей, против личности, как выражаются юристы, поэтому именно люди и становятся в первую очередь жертвами совершаемых преступлений, какие бы отвлечённые цели они ни преследовали; похищение знаменитой картины или чертежей секретного изобретения не обязательно требуют человеческих жертв, но так как на пути к этим ценностям неизбежно попадаются люди, они и становятся жертвами преступников, устремляющихся к своей цели.

Поэтому выдумай я свою повесть, возможно, я обошёлся бы без особенно мрачных красок, но так как я выступаю всего-навсего в роли беспристрастного хроникёра и описываю подлинное происшествие, я вынужден всё описывать так, как оно происходило на самом деле.

Тракторист Улыбинской МТС Пётр Никифорович Савельев умер 6 июня 1956 года… В конце концов, смерть его могла бы и не привлечь внимания судебных органов, все люди смертны и, случается люди умирают в самом юном возрасте, – но в данном случае странное обстоятельство сопутствовало этой смерти.

Смерть Савельева не привлекла бы и особого внимания Ивана Николаевича Пронина, она прошла бы мимо него стороной, но именно в этом году смерть Савельева оказалась для станичных комсомольцев очень большой потерей, а так как Иван Николаевич был в курсе дел местных комсомольцев, он вместе с ними тоже почувствовал утрату Савельева. А затем дополнительно выяснилось ещё одно обстоятельство, о котором прокурор Матвеев счёл себя обязанным поставить в известность Пронина, как секретаря районного комитета партии, и это придало случаю Савельева уже бесспорно трагический и таинственный характер.

Пётр Никифорович Савельев был коренной станичный житель, в Улыбинской он родился, учился, вырос, окончил семилетку и, отслужив свой срок в армии и вернувшись в родную станицу, поступил на работу в местную МТС. Сперва он работал прицепщиком, потом прошёл курсы механизаторов и стал одним из лучших трактористов. Женился он рано, жену взял тоже из местных станичных девушек, учиться она не захотела, кое – как закончила четыре класса и пошла на работу в колхоз. Но жена получилась из неё добрая и в своём Пете она не чаяла души. Первые два года после свадьбы молодожёны прожили у родителей Петра, потом решили отделиться, Пётр поставил себе хату, – помогли родители, МТС, друзья, – и вскоре Савельевы зажили своим домом.

Весной 1956 года Савельеву пошёл двадцать девятый год, его Анна Леонтьевна была помоложе, было у них уже двое пацанов – мальчик и девочка, и если бы не беспричинная ревность Нюры, которая год от года любила своего Петю всё горячее и горячее, их жизнь можно было бы назвать безоблачной. Надо отметить, что сам Савельев поводов для ревности не давал и над вспышками своей жены только посмеивался.

– Хитрая у меня жинка, – говаривал он девчатам в МТС. – Купила мне в городе тёмные очки, говорит от солнца, а на самом деле, чтобы на вас не засматривался.

Он и на самом деле смотрел на них как бы через тёмные очки, не засматривался, но девчата, чтобы подзадорить Нюру, возвращаясь вместе с Савельевым с работы в станицу, едва приближались к дому Савельевых, нарочно начинали липнуть к Петру, хватали его под руку,