— И эти все? — спросил ван дер Куур.

— Никаких объяснений причин столь чудовищных поступков? Никаких требований? Ничего?

— Ничего.

— Я все еще думаю, что это кучка жутких маньяков.

— А я повторяю, что нам противостоит группа очень умных и расчетливых преступников, которые сейчас вполне удовлетворены тем, что на некоторое время предоставили нам возможность повариться в собственном соку. На вашем месте, я бы не беспокоился насчет требований. В должное время будут и требования. В удобное для них время. Ну что ж, здесь мы больше ничего не добьемся. Надо признать, что пока мы вообще ничего не добились. Я желаю вам успехов, мистер де Йонг, и надеюсь, что завтра вы понемногу начнете возвращаться к нормальной жизни. Думаю, что потребуется немало времени, чтобы заменить механизмы в ваших подвальных помещениях.

Полковник направлялся к выходу, когда ван Эффен махнул ему рукой, чтобы он подождал. Осторожно оглядевшись и убедившись, что их никто ие может подслушать, ван Эффен сказал:

— Мне хотелось бы проследить за парочкой джентльменов, что были в этом зале.

— В таком случае не теряйте времени. Думаю, что у вас есть для этого серьезные основания.

— Я наблюдал за присутствующими, когда вы сообщили новость о предстоящем взрыве плотины в Текселе. Это сообщение их потрясло. Большинство после сообщения уставилось в пространство или в пол. Думаю, что все они обдумывали ужасный смысл этой новости. Все, кроме двоих. Эти двое продолжали смотреть на вас. Может быть, они так прореагировали потому, что Услышанное не было для них новостью.

— Это даже не зацепка, одна видимость. Вы просто хватаетесь за соломинку.

— Разве не этим следует заниматься утопающему?

— Со всеми этими наводнениями, нынешним и предстоящими, вы могли бы выбрать не столь душераздирающую метафору. Так кто же эти двое?

— Альфред ван Рис.

— А! Шлюзы Риджквотерстаата. Человек, для которого дамбы и плотины вся его жизнь. Абсурд! Он мой друг. Чист, как стеклышко. Абсолютно честен.

— Кто знает, может, черт в нем не показывается при свете дня! Второй — Фред Классен.

— Классен! Шеф службы безопасности в Схипхоле. Абсурд!

— Да. Он тоже ваш друг?

— Невероятно! Двадцать лет безупречной службы. Шеф службы безопасности?

— Если бы вы были преступником и вам дали возможность сбить с пути любого человека в большой организации, к кому бы вы обратились в первую очередь?

Де Грааф долго смотрел на ван Эффена, потом молча пошел дальше.

Двух судовладельцев, поневоле лишившихся минувшим вечером своих суденышек, звали Беккерен и Деккер. Как выяснилось, они были свояками. Беккерен очень спокойно отнесся к тому, что у него одолжили его катер. Он не особенно волновался из-за того, что ему до сих пор не дали осмотреть судно и проверить, нет ли на нем повреждений. Деккер же был полной противоположностью своему родственнику. Он просто кипел от ярости. Через двадцать секунд после прибытия ван Эффена в дом Деккера в пригороде хозяин уже уведомил гостя о том, как грубо с ним обошлись минувшим вечером.

— Неужели ни один человек не может себя чувствовать в безопасности в этом Богом забытом городе?

Деккер не говорил, он кричал, но было ясно, что крик не является для него нормальной формой общения.

— Полиция! Вы говорите, вы полиция! Ха! Полиция! Хорошо же вы охраняете честных граждан Амстердама! Я просто сидел у себя на катере и занимался своими делами, когда эти четверо гангстеров…

— Минуточку, — прервал его ван Эффен. — Они были в перчатках?

— В перчатках? — маленький загорелый Деккер устремил на полицейского гневный взгляд. Он смотрел на гостя, не веря своим ушам. — Как? Я жертва дикого разбоя, а вы думаете о…

— О перчатках.

В голосе ван Эффена было нечто такое, что заставило Деккера, несмотря на весь его гнев, ответить на поставленный вопрос. Казалось, он даже чуть-чуть успокоился.

— Что, перчатки? Забавно! Да, перчатки у них были. Они все были в перчатках.

Ван Эффен повернулся к сержанту в форме полицейского.

— Бернард!

— Да, сэр, я скажу людям, что пришли снимать отпечатки, что они могут идти домой.

— Извините, мистер Деккер! Продолжайте ваш рассказ. Если вам что-нибудь показалось странным или необычным, дайте нам знать.

— Все это было чертовски странно, — мрачно заметил Деккер. — Как я уже сказал, я занимался своими делами вот в этой маленькой каюте, когда меня окликнули с берега. Я вышел на палубу, и высокий мужчина — было уже темно, и лица его не было видно — спросил меня, нельзя ли нанять мое суденышко на ночь. Незнакомец сообщил, что он из кинокомпании и что ему нужно отснять несколько ночных сцен. Этот человек предложил мне тысячу гульденов. Мне показалось странным, что подобное предложение не было сделано заранее, и особенно странно было то, что его сделали на ночь глядя. Я отказался. И тут же у меня на палубе оказались трое мужчин, которые стащили меня судна, затолкали в машину и отвезли домой.

Ван Эффен спросил:

— Вы что, сказали им, куда вас везти?

— Вы что, ненормальный?

И впрямь, глядя на этого рассерженного человечка, было трудно поверить, что он добровольно выдаст кому-нибудь хоть какую-то информацию.

— Значит, эти люди некоторое время следили за вашим передвижением. У вас в последнее время не было ощущения, что вы под наблюдением?

— Что?

— У вас не было ощущения, что за вами следят? Может, вы несколько раз видели одного и того же незнакомца?

— Ну кому может понадобиться следить за торговцем рыбой? Кто, по-вашему, эти люди? Они затолкали меня в дом…

— Вы пытались бежать?

— Вы можете выслушать человека? — с горечью спросил Деккер. — Далеко ли убежишь, если у тебя руки за спиной, да еще в наручниках?

— В наручниках?

— Вы, наверное, думаете, что только полиция использует подобные вещи. Итак, эти злодеи притащили меня в ванную, связали мне ноги веревкой и залепили рот пластырем. Потом замкнули дверь снаружи.

— Вы что же, были совершенно беспомощны?

— Абсолютно.

При этом воспоминании лицо коротышки стало еще более мрачным.

— Мне удалось встать на ноги, но толку от этого не было никакого. В ванной нет окна. Даже если бы оно и было, не знаю, как я смог бы его разбить. К тому же я все равно не мог позвать на помощь — на меня намотали Бог знает сколько пластыря.

Три или четыре часа спустя эти разбойники вернулись и освободили меня. Высокий сказал, что они оставили на кухонном столе полторы тысячи гульденов.