Де Грааф зажег очень темную манильскую сигару. Ван Эффен опустил окно. Де Грааф не обратил на это внимания. Он сказал:

— Ты прекрасный утешитель. Дайте нам еще немножко фактов — или давайте раскопаем еще немножко фактов — и это нам очень поможет. Что же мы знаем? Что этот парень иностранец, и даже это еще не факт, а догадка. Кроме этого мы знаем, что он тощий, как грабли, и что у него что-то неладно с глазами.

— Неладно? Неладно с глазами? Все, что мы знаем, — это то, что он носит защитные очки в ночное время. Это может что-нибудь значить, а может и ничего не значить. Это может быть просто причудой. Может, этот тип считает, что в очках он красивее. А может, как сказал Деккер, этот террорист считает, что защитные очки — необходимый атрибут для негодяя высокого класса. Может быть, он носит их по той же причине, что и охрана американского президента. То есть потому, что, когда человек в темных очках, не видно, куда он смотрит. И, таким образом, потенциальный злоумышленник не знает, смотрят на него охранники иду нет, и это мешает ему действовать. Или же этот высокий страдает от некталопии.

— Да, конечно. Некталопия. Каждый школьник знает. Я уверен, Питер, что на досуге ты меня просветишь.

— Это занятное старинное словечко для обозначения довольно древней болезни. Мне говорили, что это единственное голландское слово с двумя строго противоположными значениями. С одной стороны, это слово означает ночную слепоту, то есть потерю зрения после захода солнца. Причины этого явления до сих пор не изучены. Это же слово может означать дневную слепоту, то есть способность хорошо видеть только ночью. Причины этого явления также неизвестны. Какое из значений ни возьми, болезнь эта редкая. Но о ее существовании известно давно. В темных очках, которые мы имеем в виду, могут быть специальные корректирующие линзы.

— Мне кажется, что от какой бы разновидности этой болезни ни страдал преступник, из-за нее он должен сталкиваться с серьезными трудностями в своей деятельности. И домушник, который работает при свете дня, и грабитель, который трудится под покровом ночи, будут все же несколько ограничены в передвижении, если они больны этой болезнью. Я немного увлекся. Вообще-то, я предпочитаю более старомодные приметы: шрам над глазом, косоглазие или нервный тик, необычно яркую, двухцветную радужную оболочку или глаза разного цвета. Хорошо, если у преступника бельмо на глазу или такая светлая радужная оболочка, что ее трудно отличить от белка. Может, он страдает заболеванием щитовидной железы, которое приводит к пучеглазию. Или у него вообще один глаз. В любом из этих случаев у злоумышленника есть физические дефекты, из-за которых без темных очков он был бы немедленно обнаружен.

— Теперь нам нужно только запросить у Интерпола список преступников всего мира, имеющих дефекты глаз. Таких может оказаться десятки тысяч. Даже если бы в списке было бы всего десять человек, и то нам бы это мало помогло. Кроме того, велика вероятность того, что за нашим преступником вообще ничего не. числится, — размышлял вслух ван Эффен. — Возможно, что Интерпол мог бы дать нам список всех преступников-альбиносов. Им также нужны очки, чтобы скрыть глаза.

— Лейтенант изволит шутить, — мрачно заметил де Грааф.

Он попыхтел своей сигарой, потом удивленно воскликнул:

— Но, черт возьми, Питер, вполне возможно, что ты прав!

Ехавший впереди них Деккер сбросил скорость, собираясь остановиться. Ван Эффен сделал то же самое. Два суденышка стояли бок о бок у берега канала. Оба они были метров одиннадцать-двенадцать в длину, с двумя каютами и полуютом. Двое полицейских вместе с Деккером поднялись на катер. Беккерен отправился на свое судно, стоявшее немного впереди. Деккер спросил:

— Ну, джентльмены, что бы вы хотели осмотреть в первую очередь? Де Грааф спросил:

— Давно ли у вас это судно?

— Шесть лет.

— В таком случае, мы с лейтенантом можем не утруждать себя проверкой чего бы то ни было. После шести лет вы знаете здесь каждый уголок, каждую царапину. Поэтому мы были бы вам признательны, если бы вы сами провели осмотр. Просто скажите нам, все ли на месте. Если найдете что-нибудь даже совсем крошечное, но такое, чего здесь прежде не было, дайте нам знать. Было бы хорошо, если вы бы попросили вашего свояка проделать то же самое у него на борту.

Двадцать минут спустя оба судовладельца могли с уверенностью заявить, что ничего нового у них не появилось. А исчезло следующее: пиво из холодильника и дизельное топливо из баков. Ни Деккер, ни Беккерен не могли точно сказать, сколько именно банок пива исчезло. Они его никогда не считали. Но оба были совершенно уверены, что у них недостает не менее двадцати литров горючего.

— По двадцать литров у каждого? — спросил ван Эффен. — Чтобы добраться отсюда до канала напротив аэропорта, не нужно и двух литров. Значит, злоумышленники использовали двигатели для чего-то еще. Вы не могли бы открыть машинный отсек? Позвольте мне его осмотреть.

В считанные секунды ван Эффен провел поверхностный, но очень эффективный осмотр машинного отделения. Потом он спросил:

— Джентльмены, вы когда-нибудь пользовались зажимами типа «крокодилов», когда заряжали или использовали свои аккумуляторы? Ну, вы знаете, такие съемные зажимы на пружинках, с зубчиками? Нет? Ну так вот, кто-то пользовался ими минувшей ночью. На контактах ясно видны следы. Они соединяли ваши батареи параллельно или последовательно, это неважно. Злоумышленники пользовались трансформатором. А двигатели использовали для подзарядки аккумуляторов. Вот куда пошло сорок литров горючего.

— Так вот что эти гангстеры имели в виду под непредвиденными расходами, — заметил Деккер.

— Да, наверное!

Едва де Грааф опустился на жесткое скрипучее сиденье древнего «пежо», как зазвонил телефон. Ван Эффен взял трубку, сказал несколько слов и передал трубку де Граафу. Полковник говорил недолго и после разговора тут же положил телефон в укромное место.

— Я этого боялся, — устало вздохнул он. — Наш министр хочет, чтобы я полетел с ним в Тексел. Как мне кажется, он тащит туда половину кабинета.

— Господи Боже мой! Уж эти мне подхалимы! Да чего же, черт возьми, они надеются этим добиться? Эти бездельники только будут болтаться у всех под ногами и мешать нам работать. Но это-то они умеют!

— Я хотел бы напомнить тебе, лейтенант, что ты говоришь о кабинете министров нашего королевства!

Если слова полковника и выглядели как упрек, то весьма формальный.

— Совершенно бесполезное сборище некомпетентных личностей. Они умеют только щеки надувать. Им только и нужно, чтобы их имена попали в газету. Таким образом, эти лодыри приобретут по паре новых голосов самой отсталой части наших избирателей. Тем не менее, я уверен, что путешествие вам понравится.

Де Грааф сердито посмотрел на лейтенанта и спросил с надеждой в голосе:

— Думаю, тебе-то не хочется туда ехать, да?

— Вы ошибаетесь, сэр. Просто у меня здесь есть дела.