– Уолтер, я рада тебя здесь видеть, – Елизавета уже говорила с отцом. – Ты на славу потрудился в Ирландии. Может, несколько перестарался, но мы оценили твое желание служить своей королеве. – Она не смотрела в сторону мамы.

Граф Лейстер стоял возле королевы, преданно глядя ей в глаза.

– Ваше Величество, позвольте представить… Хотя вы были знакомы. – Папа запнулся, – вновь представить мою жену – Летицию Деврё.

Равнодушный взгляд скользнул по маминому лицу.

– Развлекайтесь, Уолтер, развлекайтесь. Вы заслужили, – королева взяла Дадли под руку и пошла прочь.

Вечером того дня мы долго расспрашивали мать про ее впечатления. Ведь она видела Елизавету раньше.

– Издалека Елизавета выглядела точно, как много лет назад: рыжие волосы уложены в высокую прическу, миниатюрная, стройная фигура, прямая спина. На минуту я подумала, что вернулась в пятьдесят восьмой год и меня вот-вот представят королеве в качестве новой фрейлины. Я стараюсь изо всех сил не волноваться, но руки предательски дрожат и леденеют, а в голове нарастает гул, – мама встряхнула головой. – Вроде теперь я не фрейлина, не юная девушка, а замужняя дама. Мне нечего бояться. Но у меня мелькнула невесть откуда взявшаяся мысль: конечно, Елизавета меня узнала и как не любила раньше, так и не любит сейчас.

Оставшиеся до отъезда дни пролетели незаметно. Они все походили один на другой, слившись в сплошное пиршество, выезды на охоту, участие в развлечениях. Будь на то воля мамы, она бы оставалась в самом замке и не выходила никуда из предоставленной ей комнаты. Но было кое-что, точнее, кое-кто, делавший ее пребывание в Кенилворте незабываемым. Роберт. Роберт Дадли, если не сопровождал королеву, то выходил на прогулки с мамой. Он подъезжал к ней во время охоты, неожиданно подходил ближе в саду. Он развлекал ее шутками, говорил комплименты, и она понимала, как неотвратимо влюбляется в главного фаворита королевы.

Внимание, которое Дадли оказывал Елизавете, начинало вызывать у мамы ревность. Сколько она ни уговаривала себя не замечать этого, оставаться равнодушной, сколько ни говорила себе о невозможности стать Роберту хотя бы любовницей – тщетно. Муж стал раздражать, не выдерживая никакого сравнения с галантным и утонченным Дадли. В спальню мама за все дни пребывания в Кенилворте отца не допустила ни разу, ссылаясь на усталость и частое недомогание. Он верил: жена постоянно то краснела, то бледнела и обмахивалась веером.

Осознавала ли я, каким было состояние моей мамы? Нет. Мне было не до ее чувств. Меня обуревали собственные. Дня через три после приезда я познакомилась с Филиппом Сидни. Ему шел двадцать первый год. Филипп недавно вернулся из Европы, где провел три года, путешествуя по разным странам. При дворе он получил почетную должность королевского виночерпия.

Конечно, образованный, красивый, вежливый молодой человек произвел на меня большое впечатление. Мы оба прекрасно говорили по-итальянски, по-французски и на латыни, поэтому Филипп с легкостью читал мне стихотворения на этих языках, цитировал древних философов. Я, правда, и половины не слышала из того, что он говорил, с восторгом глядя в его сияющие глаза.

– Граф сказал, он познакомил с тобой своего племянника, Филиппа Сидни. – Мама лукаво посмотрела на меня перед отъездом. – Вы понравились друг другу? Для тебя это будет хорошая партия.

Я не думала о замужестве, но слова матери вернули меня к действительности.

– Мы подружились, – мой ответ явно пролетел мимо ее ушей. Если родители решили выдать тебя за кого-то замуж, противиться бесполезно. Но в данной ситуации я ничего против не имела. Наоборот, подобное развитие событий предоставляло возможность до свадьбы видеть Филиппа часто.

Разумеется, с Дороти я поделилась большим. Вместо слова «дружба» в наших беседах я использовала слово «любовь». За несколько дней общения Филипп успел написать в мою честь несколько сонетов. Я держала исписанные страницы под подушкой, а в день отъезда спрятала их в тайное отделение своей шкатулки. Наконец-то оно мне пригодилось!

Если я с Филиппом встречаться могла вполне официально и довольно-таки часто, то мама виделась с графом Лейстером урывками. Тем более что Елизвета не звала особенно ее ко двору, где существовала формальная возможность встретиться с Дадли.

Мама порой удивлялась, как по-разному относилась к ним с отцом королева. С тех пор как она побывала в замке Кенилворт, ее никуда не приглашали, а мужа привечали как могли. Мама оставалась отверженной, нежеланной гостьей. Видимо, убедившись в том, что мамина красота не угасла с годами, Елизавета не стала настаивать на появлении мамы вблизи собственной персоны.

Отец же часто отлучался в Лондон. Потом я поняла: именно в эти дни, всегда, когда мог, к нам в гости наведывался граф. Сначала я не обращала внимания на подобное совпадение: во время визитов Дадли сопровождал его племянник. Конечно, граф Лейстер поступал мудро: взяв с собой Филиппа Сидни, он ограждал себя и мать от сплетен. Наша помолвка с Филиппом считалась делом решенным.

Так прошло больше года. Неожиданно в конце лета отец получил предложение, от которого отказаться было невозможно. Елизавета пожаловала ему титул графа-маршала Ирландии. Подобной чести удостаивались единицы. Да, лучше бы ему пожаловали сей титул в Англии. Но и Ирландия вполне соответствовала честолюбивым помыслам отца. После подобного назначения, естественно, он не мог не отказаться от очередной поездки через море.

Позже мама не раз думала, а не организовал ли ее мужу новое путешествие в Ирландию именно граф Лейстер? Его влияние на королеву было огромно, а желание отправить нашего отца подальше от родного замка подстегивало воспользоваться собственным положением при дворе. Ведь редкие встречи с мамой в отсутствие отца не устраивали Дадли. К тому же он не всегда мог покинуть королеву именно в тот момент, когда в ее дворец приезжал папа.

Дети ничего не подозревали. Мы жили своей жизнью, не пытаясь понять взрослых, которые нас окружали. Роберт грезил о будущей военной карьере. И будь его воля, он уже тогда поехал бы с отцом в Ирландию. Мы с Дороти мечтали о любви. У сестры не было пока жениха или возлюбленного, но она с радостью обсуждала со мной Филиппа и его чувства ко мне. Несмотря на явную ответную симпатию, я переживала, страдала в отсутствие Филиппа, читала Дороти его письма и сонеты. И тот год навсегда останется самым счастливым в моей жизни. Только когда нас заставили расстаться, я поняла, что такое истинное страдание.

Однажды, прямо перед отъездом отца в Ирландию, я проходила мимо маминой спальни. Мне захотелось зайти и поделиться с мамой своими переживаниями: тогда я готова была делиться ими со всеми, но у меня не так широк был выбор. Я остановилась и неожиданно услышала голоса. Мама разговаривала с графом. Мне стало любопытно. Тихонько я подошла к двери и прислушалась. О чем они там говорят?

– Летиция, я так ждал, когда мы останемся вдвоем, не опасаясь неожиданного возвращения твоего мужа! Всякий раз, когда Уолтер уезжает из дома, я стремлюсь к своей возлюбленной. Но мне не всегда удается осуществить желаемое…