– Что, не берет никто? – сочувственно спросил, выглядывая в окошко, крепкий бравый мужичок с обветренным лицом и короткой шкиперской бородкой. – Понятное дело – не все собак любят, особенно таких больших! Садитесь!

– Только нам за город нужно, на Выборгское шоссе…

– Вот и отлично, я как раз в ту сторону еду, на дачу!

Он открыл заднюю дверцу своего джипа. Позади сидений оказался просторный грузовой отсек, застеленный старым байковым одеялом. Бонни заволновался и негромко зарычал: от одеяла шел отчетливый запах собачьей шерсти.

– Я здесь свою собаку вожу, – пояснил хозяин джипа. – У меня маламут…

– Солидный зверь! – проговорила я с уважением.

– Маламут – собака северная, ездовая, ему в городе жарко и тесно, вот я и живу большую часть года на даче. Вот и сейчас он там, с женой, а я с работы еду…

– У меня есть знакомый маламут, очень красивая собака!

– Мы, владельцы больших собак, должны поддерживать друг друга! – заявил водитель.

Бонни удобно устроился позади, я села рядом с хозяином машины, и мы поехали через Петроградскую сторону на север.

На наше счастье, пробок не оказалось, и через полчаса мы уже выехали на Выборгское шоссе и вскоре остановились возле того дома, о котором говорил по телефону дядя Вася.

– А вы ничего не перепутали? – удивился водитель, увидев недостроенный дом.

– Нет-нет, все в порядке! – успокоила я его. – Большое спасибо! Дальше мы сами!

Мы с Бонни выбрались из машины, дождались, когда джип скроется за поворотом, и направились к участку.

Тут же на краю участка возникли две огромные кавказские овчарки. Увидев нас с Бонни, они немного притормозили.

Бонни оживился. Он встал в боевую позу, оскалился и издал низкое предупредительное рычание. Овчарки ответили ему тем же. В общем, у них намечалась плодотворная дискуссия.

– Ну вы тут пока пообщайтесь, я скоро вернусь! – Я помахала Бонни и проскользнула к дому. Собаки на меня не обратили никакого внимания – они были заняты более важным делом.

Подойдя к крыльцу, я окликнула дядю Васю.

В окне второго этажа что-то зашевелилось и показалось бледное, несчастное лицо моего наставника.

– Это ты, Василиса? – прохрипел он незнакомым голосом.

– Нет, это съемочная группа телепрограммы «Алло, мы ищем таланты!».

– Что ты болтаешь? – обиделся он.

– Не задавайте глупых вопросов – не получите глупых ответов! Ну что, мне к вам подниматься или вы сами спуститесь? Вам там так понравилось, что не хочется покидать этот гостеприимный дом?

– Да я бы спустился, только там собаки…

– Этот вопрос решен. – Я покосилась на край участка, откуда доносилось рычание на три голоса. – Только давайте скорее, а то у Бонни возникнут проблемы!

Из окна свесилась самодельная веревочная лестница, и по ней, кряхтя и стеная, спустился Василий Макарович. Впрочем, его было очень трудно узнать – бледный, замерзший, он весь трясся и хрипел, как допотопный патефон.

Я подставила ему свое плечо, он навалился на меня всем весом и заковылял прочь с участка. Причем, что интересно, по веревочной лестнице он слез довольно ловко, а ведь это куда труднее, чем ходить по земле! Просто, как все мужчины, он очень любит изображать беспомощного инвалида, если есть перед кем.

Мы выбрались на дорогу, и я окликнула Бонни.

Он все еще переругивался с овчарками, причем, если я правильно понимаю по-собачьи, уже дошло до самой серьезной перепалки. Однако, когда я его позвала, Бонни довольно жизнерадостно гавкнул, что в переводе значило «приятно было познакомиться», и потрусил к дяди-Васиной машине, припаркованной в сотне метров от дома.

Овчарки тоже пролаяли что-то приветливое и вернулись к исполнению своих обязанностей. Как я понимаю, они с Бонни прониклись взаимным уважением и вовсе не собирались переходить к настоящей драке.

Дядя Вася сел на водительское место и включил зажигание. Он все еще трясся от холода, поэтому, прежде чем ехать, ему пришлось включить в машине печку, чтобы хоть немного отогреться.

– Ну что, – осведомилась я, когда его зубы перестали стучать. – По вашему жизнерадостному внешнему виду я понимаю, что с делом вышел полный облом?

– Вот нет у тебя, Василиса, настоящей деликатности! – прохрипел в ответ дядя Вася. – Видишь, что человеку плохо… нет бы промолчать! Так обязательно надо по больному… ну, облом! Хорошо, хоть аванс я с нее успел получить. Правда, маленький…

Мне оставалось только тяжело вздохнуть: при всех своих достоинствах дядя Вася – человек совершенно не деловой и во всем, что касается денег, за ним необходим присмотр. Так и в этом случае – я знала, что аванс, который он взял с клиентки, едва покрывал наши накладные расходы, так что финансовое положение нашего агентства было хуже некуда…

– Унеси это! – Дядя Вася отворачивал хмурое лицо и отталкивал двумя руками тарелку с кашей.

– Дядя Васечка, ну надо кушать кашку, – заговорила я ласково и терпеливо, – тогда быстрей поправитесь…

– Я от такой бурды скорее загнусь!

– И вовсе не бурда, – я сделала вид, что обиделась, – хорошая каша, геркулесовая, на молоке и с сахаром, всем больным дают… Ну давайте ложечку…

– Еще скажи – за маму, за папу! – буркнул дядя Вася, сдаваясь и открывая рот.

И правильно сделал, потому что я уже приближалась к мысли надеть ему тарелку с кашей на голову. Единственное, что меня останавливало, – самой же придется менять белье и все это стирать.

После того случая, когда мой несчастный партнер Василий Макарович просидел полдня на неотапливаемом чердаке строящегося дома, он жутко простудился. Со всеми вытекающими отсюда последствиями – насморком, кашлем и высокой температурой.

Как я уже неоднократно упоминала, дядя Вася – мужчина небалованный. Характер у него спокойный, за длинную свою жизнь и почти тридцать лет работы в милиции повидал он всякого и привык к лишениям. И болел дядя Вася вполне достойно – не капризничал, не паниковал, спокойно принимал лекарства, только все время пил то воду, то чай с лимоном, то клюквенный морс. Хоть и приходилось ему несладко – температура-то высокая.

Разумеется, я на время переселилась к нему – не могла же я бросить тяжелобольного человека на произвол судьбы! А если ночью ему станет хуже?

Дядя Вася не спорил – у него для этого просто не оставалось сил. Пришлось и Бонни с собой взять – я ведь говорила уже, что бордоский дог, весом больше шестидесяти килограммов и размерами напоминающий бабушкин комод, ведет себя иногда как маленький ребенок – боится надолго оставаться один и любит забираться на ручки. На моих коленях помещается только лобастая головища, а с дядей Васей у него такой номер вообще не проходит.