Эдвин Сандберг присел на корточки перед клеткой и протянул руки, словно пытался снять невидимую паутину. Шептал заклинание, а сам плавно, почти бережно распутывал какие-то узлы в воздухе. Крысы стояли на задних лапках и вместо того, чтобы кидаться на прутья в надежде откусить ему пальцы, раскачивались в такт его движениям. «Усатый волк» Мартин шумно выпускал из ноздрей воздух и отирал со лба капли пота. Кьяра осеняла себя святым знаком, не решаясь подойти к месту действия, её лицо было странно пятнистым.

Наконец, раздался хлопок, будто бы порвалась туго натянутая струна, и зверьки начали превращаться, а точнее – возвращать себе первоначальный облик. Они заверещали, повалились на спинки и извивались так, будто их живьём жарили на сковородке. Их шерсть удлинилась, лапы вытянулись, глаза увеличились в несколько раз, и то, что явилось на свет, было настолько неприятным, что зеваки застонали, заохали и принялись плеваться и ругаться. Кое-кто, увидав превращение, решил выпить и закусить в другом месте. Дверь то и дело хлопала, впуская и выпуская людей. Сомнений в том, что твари в клетке оказались демонами, замаскировавшимися в крыс, никаких не осталось.

– Стало быть, Инквизицию вызывать надо, дело заводить, – рассудил кто-то трезвый и очень смелый.

Хозяин громко икнул, и все посмотрели на него, включая расколдованных тварей. Я не могла оторвать от них глаз. Так бывает, когда видишь что-то отвратительное или очень страшное, но почему-то всё равно продолжаешь смотреть, смотреть. Существа были не из мира живых, они словно расплывались, меняли очертания, хотя и длинные щупальца-руки, и согнутые в коленях навыворот тонкие ноги были хорошо различимы. А глаза – будто бы пропасти, чёрные с красным зрачки, впивающиеся прямо в душу. Один из демонят уставился на меня, и я почувствовала, чего бы он хотел. Выпить мою жизнь. Высосать все силы до дна и оставить хрупкую сухую оболочку, какую паук оставляет от мухи или бабочки.

– Господа, – дрожащим голосом начал Мартин, нарушая шепотки и возгласы. – Нельзя ли обойтись без… сами понимаете, без протоколов? Всем святым клянусь – не знали мы!

А потом, пользуясь тем, что я ближе всех стояла к Стражам, хозяин указал на меня пальцем:

– Сония, ну скажи им, что мы не знали! Не губите…

Старший из Солнечных стражей пнул сапогом клетку и отдал распоряжение:

– Тварей спалить, клетку тоже, и всё закопать, – после чего развернулся и широкими шагами направился к выходу.

У меня сжалось всё внутри при мысли, что вот сейчас эти жуткие существа будут метаться, визжать и гореть, а гости трактира – свистеть и улюлюкать. Да, они были опасны, да, за укрытие в доме потусторонних тварей Инквизиция могла и на костёр отправить. Да, они озирались в поисках новых тел, поскольку крысиные шкурки под их ногами уже ни на что не годились, но всё-таки мне не хотелось видеть, как их убивают. Должно быть, порча сумеречного мира уже проникла в меня, потому как я давно не была невинной телом и чистой мыслями. Я думала, что стражница вновь призовёт огонь, но всё произошло моментально. Эдвин что-то шепнул, и белое пламя охватило существ, которые тут же вспыхнули и сгорели, как тончайшие бумажные салфетки. Только седой пепел взвился над клеткой и медленно осел на полу.

– Пошли отсюда, – сказала женщина и потеребила Сандберга за плечо.

– Иди, я догоню, – тихо ответил он, выпрямляясь.

Люди начали расходиться, кто обратно за свой стол, кто на улицу – все обсуждали инцидент, кто с возмущением, кто со скрытым восторгом (будет, о чём рассказать знакомым за кружкой пива). Мартин поспешно выволок клетку на задний двор. Кьяра – сама! – замела пол и окропила святой водой все углы трактира. А я неведомо как оказалась на крыльце с глазу на глаз с Солнечным стражем. Поодаль на дороге стояли его спутники и поглядывали на меня с нескрываемой усмешкой. Эдвин всё смотрел на меня, будто силился узнать во мне кого-то знакомого по прошлым мирам или прошлым жизням, он так сосредоточенно рассматривал моё лицо, что даже сдвинул рыжие брови и нахмурился.

– Ты работаешь здесь, да? – как-то обречённо, будто сам не хотел верить тому, что видел.

Я кивнула и опустила глаза, несмотря на то, что хотелось смотреть на него ещё и ещё. Но для чего? Он Солнечный страж, выпускник Вестенской академии, у него наверняка есть небедная семья в Фоллинге и подруга где-нибудь среди знатных девушек, живущих в замке. А может быть, даже жена и дети, огненно-рыжие и синеглазые, как он сам. Всё это не более чем наваждение, и не исключено, что виною ему – те самые демонята. Когда в дом проникает демон, люди начинают и думать, и вести себя по-другому, не как обычно.

– Завтра мы отправимся патрулировать лес, – прошептал он. – Вернёмся, когда выпадет первый снег… Ты только не исчезай. Я найду тебя.

Он как будто чувствовал, что исчезнуть я хочу прямо сейчас, сию же минуту. На крыльцо выскользнула Рамина и, открыв было рот, осеклась и уставилась на Стража. Впрочем, её замешательство длилось всего пару ударов сердца. Она тут же всё смекнула. Она была просто-таки экспертом насчёт всего, что касалось влечения, а потому тут же подмигнула Стражу и ляпнула:

– Что, понравилась тебе Сония? Так бери, всего-то пять монет в час! – и она расхохоталась, чрезвычайно довольная своей деловитостью.

Я видела, как его губы дрогнули, но он ничего не сказал. В последний раз пронзил меня глазами, резко развернулся на каблуках и пошёл прочь. Я понимала, что он никогда не вернётся, что глупо было скрывать очевидное, что бесцеремонная подруга на самом деле избавила меня от ужасных мучений – ну как бы я призналась ему в том, кто я есть на самом деле? Когда призналась бы? Когда он зашёл бы в следующий раз и увидел меня на коленях у какого-нибудь пьяного торгаша или офицера? Но всё-таки, это было невыносимо. Смотреть, как Солнечные стражи уходят прочь по вымощенной камнем дороге. Их старший, растеряв всю серьёзность, отпускает шуточки, огненная волшебница громко смеётся, и только Эдвин смотрит себе под ноги и раздражённо поводит плечом, когда его пытаются подбодрить. Я закрыла глаза – моё солнце погасло. На меня упала нескончаемая тёмная ночь.

В тот вечер я сказалась больной, хотя было очевидно – ни Мартин, ни Кьяра не поверили мне ни на минуту, заставив уплатить штраф в десять монет за «блаженное безделье», в которое я погрузилась, забившись в свою каморку. У меня не было жара, я не покрылась сыпью, да и руки-ноги были на своих местах, но силы покинули меня: я не могла ни открыть глаз, ни пошевелиться. Я свернулась в тугой клубочек, натянула на нос пропахшее пылью и мышами одеяло и пыталась прислушаться: бьётся ли ещё моё сердце? Жива ли я ещё после того, что случилось со мной? И что, собственно, случилось со мной?

За минувший год много чего произошло, начиная с того памятного дня, когда меня с позором выкинули из вестенского приюта, и заканчивая «Усатым волком» на краю света. Мне пришлось познакомиться с такими чуждыми прежде вещами, как пожирающий нутро голод, отчаянный холод, ночёвки в стоге сена и незнакомцы, готовые отнять человеческую жизнь из-за нескольких медяков в кошеле или пары серёжек. Один мальчишка, которого я попросила научить меня драться, после нескольких уроков объявил меня абсолютно безнадёжной. Я не могла ударить живого человека ни кулаком, ни палкой, ни тем более ножом. Каким бы негодяем он ни был – это противоречило моей природе.