катке: все вокруг скользкое — жуть. Передвигаться только по стеночке можно. А еще лучше прямо сейчас научиться летать.

— Да ладно тебе, Розочка, — сдаваясь, как можно мягче произносит Сеня. — Я же помню, какая ты нежная и ласковая. Можешь же. Так давай сегодня, вот прямо сейчас, ты позовешь свое потрясающее альтер-эго? У меня передозировка колючей розочки на сегодня.

Выкручиваю тряпку и надеваю ее на швабру, протирая пол. Не знаю, поможет это вообще или как?

— Выход там, — делаю жест головой.

— Я имел ввиду другую Розочку, — насупливается Савельев и, сидя на унитазе, поднимает ноги, позволяя мне протереть пол под ним.

Выравниваюсь и устало вздыхаю:

— Ну что ты хочешь от меня, Сень? — если честно, но на противостояние не осталось сил.

Я и сама пережевана этим днем и выплюнута на землю.

— Разреши остаться у тебя, — просит бывший и заглядывает своими бездонными голубыми глазами в мои.

Я таяла от этого взгляда несколько лет назад и сейчас ничего не изменилось. Сеня по прежнему остался привлекательным молодым мужчиной. Теплым, как южное солнце, нежным, как летний штиль, ласкающий пятки. Каким бы дураком он не был, он всегда оставался тем, с кем мне было хорошо. Просто в какой-то момент, я поняла, что с ним слишком. Слишком ярко, слишком живо, слишком невероятно, чтобы все это оказалось правдой. Я не была готова в этому темпу, эта скорость затягивала меня в воронку и вот-вот собиралась превратить пыль.

А я по натуре другая, поэтому тогда я решила все обрубить кардинально и безжалостно.

— Хорошо, Савельев, — сдаюсь я.

Возможно, я пожалею об этом, но, как там было? “Я подумаю об этом завтра”.

— Чудненько, — Сеня потирает ладони и поднимается на носочки. — Ну, я тогда пойду яичничку что-ли сварганю?

При упоминании человеческой еды мой желудок выдает звучную симфонию, а бывший деловито кивает:

— Так я и думал. Ты пока тут заканчивай, а я пойду готовить, — разворачивается и направляется на выход.

— Кухню мне не спали, Джейми Оливер, недоделанный.

— Обижаешь! — насупливается он.

— Да-да, скажи это потолку в моей старой квартире. Там, кажется пятна сгущенки до сих пор остались.

Сеня уходит, а я несколько раз мою пол в ванной, а после закрываюсь изнутри и принимаю душ. Кутаюсь в мягкий плюшевый розовый халат и вхожу в кухню.

А тут запахи витают! Мама дорогая! Давненько моя кухня не источала таких ароматов.

Сеня стоит в красных широких шароварах Санта Клауса, а сверху… ничего. Очевидно, он снял с себя верхнюю часть костюма, потому что находиться в ней неприятно и жарко.

Взгляд намертво прилипает к накачанному сексуальному торсу. Нет, Савельев всегда был прекрасно сложен, но сейчас…

Он явно раздался в плечах и много времени проводит в тренажерном зале, потому что то, что я вижу… Это же божество древнегреческого Олимпа. Да по нему можно скульптуры ваять и рассылать открытки к рождеству престарелым одиноким тетушкам для услады эротических фантазий.

— А вот и ты! — обрадованно произносит он и улыбается своей потрясающей белозубой улыбкой. — Присаживайся, все готово.

Иду на автопилоте, сажусь на указанный стул, хотя привыкла сидеть на другом, но отчего-то сейчас не возникает ни единой мысли сказать что-то против и напомнить, кто, собственно, в этом доме хозяин.

Сеня ставит передо мной тарелку, от которой идет божественный аромат и я опускаю взгляд на хитроумную конструкцию, которая выглядит не менее аппетитно, чем пахнет.

— Это — яичница? — спрашиваю я и вскидываю брови, потому что это великолепие яичницей назвать — считай обозвать.

Савельев ставит свою тарелку на стол и садится напротив меня, поясняя:

— Вообще, это фриттата. Но можешь называть ее как хочешь, главное, чтобы тебе понравилось.

И мне нравится. Да еще как! И я спешу уведомить Сеню об этом чередой протяжных блаженных стонов. Таких, что он шумно сглатывает и произносит хриплым голосом:

— Если ты не перестанешь так стонать, я за себя не ручаюсь.

Стонать вслух я перестаю, но про себя, мысленно… там ария!

После ужина отправляю Савельева купаться, а сама быстро мою посуду и спешу достать из шкафа матрас. Насосом надуваю его и бросаю сверху сложенную простынь, плед и подушку.

Еще чего! Пусть сам расстилает ее и создает себе гнездышко.

Потом, подумав, все-таки расстилаю простынь и плед, делая практически царское ложе. Гость как-никак, хоть и незванный.

Когда Сеня выходит из ванной, я уже сижу на кровати с горящим ночником и жду его, чтобы оказать первую помощь.

Оборачиваюсь на звук и роняю челюсть на пол. Бывший парень стоит передо мной, обернутый в одно полотенце. Ткань плотно облепляет бедра, оставляя небольшой простор для фантазии. Он что же издевается надо мной?

Когда у меня последний раз был мужчина? Затрудняюсь вспомнить. Работа — мое все, она меня тр… любит вдоль и поперек.

— О, Розочка, а это что за плот? — вскидывает брови он, глядя на матрас.

— А ты одеться не мог? — шиплю я, вместо ответа.

— Во что? — удивленно спрашивает он. — В тулуп и валенки?

— Ладно, — пыхчу я и командую. — Ложись!

Сеня делает два шага и резко ложится на мою кровать, откидывается на подушке и закидывает руки за голову.

— Эй! — восклицаю я. — Твое место на матрасе!

— Я не мог не попытаться, — вздыхает Арсений, и ложится на матрас.

Я присаживаюсь рядом и он удивленно вскидывает брови.

— Руку давай, намажу, — поясняю я.

Тот не сопротивляется, и я мажу ссадины на обеих руках заживляющей мазью, а после выключаю свет и ложусь на кровать.

Несколько минут лежим в тишине, а потом Сеня спрашивает:

— Ир, а почему ты тогда меня бросила?

Глава 7. Тоже Дурак

— Ир, а почему ты тогда меня бросила?

В темноте комнаты этот вопрос зависает и я копаюсь в мыслях, чтобы верно на него ответить, потому что четкого и внятного ответа на него у меня нет.

Помню страх, который появился у меня, когда поняла, как сильно я вляпалась в этого чудика. Помню шок от этого факта и непонимание, что делать с этим чувством дальше.

Я ведь всегда была правильной девочкой. Считала, что и рядом со мной тоже должен быть такой же уравновешенный парень. А Сеня — он несколько другой. Мне всегда виделся в качестве спутника более степенный, спокойный мужчина, а Савельев не был таким

Сеня — он совершенно другой. Тогда он был кардинальной противоположностью вымышленного образа идеального суженого.

Я боялась, что не справлюсь с этим ураганом по имени Арсений.

— Помнишь, наши свидания? — спрашиваю у парня и отчего-то