— Стефани… Стефани!

Среди этой невероятной какофонии край ее сознания выхватил произносимые кем-то звуки, складывающиеся в ее имя. Этого не могло быть: о том, что она прилетает, никто, кроме родителей, не знал. Но в канун Рождества они едва ли могли решиться на столь рискованное путешествие из Лонг-Айленда.

— Стефани… Стефани! — Голос звучал уже совсем близко.

Изобразив на лице улыбку, она медленно повернулась. Спустя всего лишь несколько минут после посадки самолета ей только не хватало столкнуться с кем-нибудь из старых знакомых, которых она совершенно не хотела видеть.

— Стефани?

Понадобилось лишь мгновение, чтобы узнать стоящую перед ней эту некрасивую молодую женщину: голова наклонена набок, улыбка недоумения на губах.

— Ты прошла мимо меня, — сказала она.

— Джоан? Джоан! Господи, Джоан, я не узнала тебя.

Джоан Берроуз, самая младшая из сестер, — на целых шесть лет младше Стефани, — была не тем человеком, которого она могла ожидать увидеть среди встречающих в аэропорту. Обхватив сестру руками, она сжала ее в объятиях.

— Нет ничего удивительного в том, что я не узнала тебя, — произнесла она с легкой усмешкой. На Джоан была тяжелая куртка на подкладке, черные военного образца брюки поверх ботинок на толстой подошве, на голове шерстяная шапочка, натянутая до самых бровей. Щеки и кончик носа были ярко-красными.

В семье Берроуз было семеро детей: четверо мальчиков и три девочки. И ни с одним из них Стефани никогда не была близка. Довольно рано образовав свои семьи, они поселились недалеко от родителей в отличие от Стефани, которая, как только смогла, сразу покинула не только родительский дом, но и Америку. И сейчас, несмотря на то, что ей уже тридцать пять, продолжала оставаться одна. Последнее, что слышала Стефани о своей сестре, — то, что она работает художником-графиком в одной из нью-йоркских дизайн-студий.

— Как ты узнала? — спросила она и сразу же сама ответила: — Мама.

Джоан кивнула.

— Мама позвонила мне и сказала, что ты в дороге. — Отойдя от Стефани на шаг, критически ее осмотрела. — Похудела и выглядишь уставшей.

— Благодарю, — с сарказмом в голосе произнесла Стефани. — Твое первое замечание сочту за комплимент. Последние дни страшно вымотали. А еще, чтобы сюда добраться, необходимо было успеть на два рейса. Я совершенно без сил.

— Я была по делам в городе, поэтому подумала, что, если я здесь немного поболтаюсь, — смогу тебя встретить.

— Я ужасно тронута.

Стефани взяла сестру под руку, и они стали пробираться сквозь толпу.

— Честно говоря, я не собиралась на Лонг-Айленд.

— Я вчера разговаривала с мамой по телефону, — сказала Джоан, — она была немного огорчена тем, что ты не прилетишь домой. А сегодня она позвонила и сказала, что ты уже в дороге.

— Последнее время, когда мама мне звонит, редко обходится без того, чтобы она не воспользовалась своим хитрым приемом, представляющим смесь шантажа и притворства. Я ей сказала, что ужасно устала со всей этой предрождественской суетой… но… но все изменилось.

— Знаешь, по телефону ее голос звучал взволнованно. Похоже, что на это Рождество соберется вся семья. Ты знаешь, как она это любит.

Женщины вышли на колючий морозный нью-йоркский воздух. Было настолько холодно, что у Стефани перехватило дыхание: она уже успела забыть, каким промозглым и пробирающим насквозь может быть декабрь в Нью-Йорке.

— Возьми, я подумала, что у тебя с собой ничего не будет. — Джоан вытащила из внутреннего кармана куртки вязаную шляпку, а также пару перчаток. — Извини, у меня не нашлось обуви твоего размера, — добавила она.

Стефани натянула на себя шляпу, радуясь, что никто из знакомых не может ее сейчас увидеть; с трудом засунула руки в перчатки, оказавшиеся на размер меньше, и вместе с сестрой направилась к машине. Воздух, пропитанный тяжелым запахом работающих двигателей, оставлял во рту горький привкус. На земле пятна замерзшей воды напоминали заплатки, и пока они шли, Стефани начала чувствовать, как сквозь тоненькую подошву ее туфель пробирается холод.

— Сюда, — сказала Джоан, остановившись перед слегка разбитым фургоном марки «Фольксваген». На его задней части до сих пор были заметны остатки нескольких дюжин наклеек; в некоторых местах их пытались содрать с такой силой, что сняли вместе с краской. Погода сделала свое дело, и теперь там были заметны пятна ржавчины.

Стефани удивленно заморгала.

— Но насколько я помню, у вас с Эдди был внедорожник.

— Да, «Черокки». Эдди по-прежнему ездит на нем.

— Разве он с нами не поедет? — спросила Стефани, глядя на Джоан, которая дергала ручку, пытаясь открыть дверь автомобиля. Наконец ей это удалось, и перед взором Стефани предстал беспорядок, царивший в салоне автомобиля.

Металлический пол прикрывал клочок какого-то ковра, задняя часть фургона была забита картонными коробками; в больших черных пакетах, очевидно, находились вещи. Из дыры одного пакета торчала обувь. Подняв с земли чемодан сестры, Джоан с трудом втолкнула его между двух коробок.

— Нет, Эдди с нами не поедет. Ты действительно не знаешь или мама забыла сообщить тебе последнюю семейную новость? — Она махнула рукой в сторону коробок и мешков. — Я возвращаюсь домой. Я от него ушла.

Пока Джоан пыталась вклинить свой неповоротливый фургон в нескончаемый поток машин, они ехали молча. Кондиционер в машине отсутствовал, а печка не успевала справляться с холодным воздухом, просачивающимся сквозь тонкое днище. Джоан, то и дело хватая с приборной доски грязную, влажную тряпку, вытирала переднее стекло.

Стефани вжалась в сиденье; обхватив себя руками, спрятала ладони под мышки. Она отчаянно пыталась вспомнить, что она знает о Джоан и ее муже, Эдди. Кажется, они поженились совсем недавно — около года или чуть больше. Да, чуть больше года. Она не смогла присутствовать на свадьбе, потому что это событие совпало с другим, более важным для нее: Роберту удалось выкроить неделю отпуска. И, встав перед выбором, — провести неделю вместе со своим любовником их по-настоящему первый отпуск вместе или присутствовать на католической итальянской свадьбе в Штатах, — она, конечно, выбрала первое. Она вспомнила, что предложила Роберту полететь на свадьбу вместе, но он заметил, что тогда им придется отвечать на многочисленные и сложные вопросы. Для очистки совести Стефани отправила невероятно дорогой набор хрустальных бокалов в качестве свадебного подарка.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Я не знала об этом.

— Правда? Я удивлена. Удивлена, что мама не сообщила тебе об этом. — На этот раз ей не удалось скрыть горечь. — Насколько я знаю, она рассказывает обо всех.

Стефани наморщила лоб, изо всех сил пытаясь вспомнить. Неужели мама ничего о Джоан ей не рассказывала… или все-таки была права Джоан? Чтобы мама не поделилась столь печальной новостью с оставшимися двумя дочерьми, бесконечно анализируя, обсуждая и пытаясь понять, в чем заключается ее вина, — такого действительно не могло быть. И наконец, из невероятных глубин своего подсознания Стефани удалось извлечь слова матери о том, что у Джоан не складывается семейная жизнь.